***

Статья вышла в утреннем выпуске “Родной слободы”, как и обещала Татьяна. Глядя на свое лицо на первой полосе, Арина думала: он ведь клюнет на это. Не может не клюнуть.

Газеты с ее фотографией сейчас были в каждом киоске “Роспечати”. Во всех супермаркетах. С десятков рекламных щитов смотрела девушка, которая обрела экзотическую Тень, и свежий выпуск “Родной слободы” сметали с прилавков, чтобы понять, как это вообще возможно, столько лет прожить без Тени.

И самое главное – Зверогон сейчас смотрит на сестру и пытается понять, как у нее получилось то, чего не смог добиться он. Как, каким чудом она сумела оживить механизм принятия чужой Тени.

– Наверно, он хотел навсегда остаться здесь, – предположила Арина. – Этот мир понравился ему больше нашего. И он решил стать здесь своим. Нормальным.

Влад неопределенно пожал плечами. Они шли к набережной – Рудковский и Зеленцов уже разместили там своих людей, осталось забросить наживку в сеть и ждать. В руках у Филина была газета, и собственная фотография на первой полосе казалась Арине уродливой и аляповато-кричащей.

– Как он узнал про фобию Эухены? – продолжала Арина. Они спустились в подземный переход, и ей вдруг сделалось жутко: что, если человек в низко надвинутой кепке и грязной медицинской маске сейчас появится из-за колонн? Бросится на них?

Ничего не случилось. Они вышли наверх, в яркий августовский день, пахнущий пряниками и яблоками, в день, который ничего не знает ни о заложных, ни об их жертвах.

– Она же ему нравилась, – откликнулся Влад. – Твой брат ухаживал за ней. Мог что-то увидеть, например, что ее передернуло при упоминании змеи. И потом воспользовался знаниями.

На набережной по раннему времени почти никого не было. Двое китайских туристов фотографировали башни Кремля, обмениваясь впечатлениями на звонком щебечущем языке, и Арине подумалось, что их Тени – воробушки, не истребленные председателем Мао. Официантка поправляла плетеные стулья в открытом кафе, бармен включил музыку, и над набережной поплыла бодрящая, но совершенно неразборчивая песенка.

Кто из этих людей бросится с оружием, когда появится Зверогон?

“Буду называть его так, – подумала Арина. – Мой брат умер, осталось только чудовище. Впрочем, он всегда им был”.

Что сказала бы мать, узнав, как ее обожаемый сын проводит время? Наверняка, что его довели. Что все эти люди сами виноваты и получили по делам своим. Что еще там говорят, пытаясь оправдать того, кого любят?

Мать не любила Арину – но та не рассказала бы ей ни о чем, если бы они встретились снова. Мать не заслужила такой правды – была ли это дочерняя любовь, Арина не знала.

Они прошли по набережной, не встретив никого, даже отдаленно похожего на Зверогона. Пробежали двое крепких парней в спортивной форме, посмотрели на Влада и Арину пристальнее, чем обычные бегуны.

– Наверно, он уже увидел газету, – едва слышно сказала Арина, когда они вошли в кремль, едва не влипнув в компанию туристов. Экскурсовод с маленьким микрофоном и папкой в руках увлеченно рассказывала про осаду Турьевска и восстание Болотникова.

– Увидел, конечно, – так же негромко ответил Филин. Туристы прошли в сторону собора, и стало намного тише. – Скоро…

Они свернули к торговым рядам, дюжине магазинов и магазинчиков с пряниками и сувенирами, и Влад не успел договорить. Арину ударило, отправляя в открытую дверь лавочки с пастилой, она зацепилась о порог и пролетела к витрине, свалив весь товар.

Хлопнула дверь. Заверещал колокольчик из десятка трубочек, звякая и брякая, а Зверогон задвинул засов – тяжелый, аутентичный – и шагнул к сестре.

– Ты что творишь, сука, я сейчас охрану вызову! – заорала продавщица и поперхнулась своим криком. Прижала руки к шее и сползла под прилавок, потеряв сознание.

– Арина! – Филин стукнул по стеклу в двери, ударился в нее плечом в напрасной попытке выбить. – Арина!

Арина выпрямилась, словно ее тянули на веревочке. В голове сделалось пусто и звонко, и в этой пустоте кружилось “Замри, умри, воскресни. Замри, умри, воскресни”. Слова из игры, в которую они когда-то бесконечно давно играли с братом.

Она забыла о ней, а теперь вот вспомнила.

Зверогон покосился в сторону дверей. Обернулся к сестре, снял маску. Его лицо и руки потемнели, обрели смугло-золотистый цвет и сухость мумии – но Арина все равно узнала Павла. Темные глаза брата смотрели на нее с нескрываемым интересом, словно он пытался заглянуть ей под кожу.

– Как ты смогла? – спросил он. Его голос шелестел, словно песок. – Как ты получила Тень? Просто скажи мне и уйдешь. Вы все спокойно отсюда уйдете.

Снаружи кипело целое море. Все туристы вдруг оказались вооружены. Толпа расступилась, пропуская людей в бронежилетах и с тараном.

– Как ты смог? – ответила Арина вопросом на вопрос. – Тебя же убили!

Зверогон негромко рассмеялся – снова зашелестел песок.

– Не до конца. Я смог вернуться… пусть вот так, но смог.

Он нервно дернул головой, и снаружи послышался грохот – выронили таран. Филин снова ударил плечом в отчаянной и напрасной попытке высадить дверь – Арина видела его лицо, скомканное ненавистью и болью, и знала, что смотрит на Влада в последний раз.

– Кто тебя проклял? – спросила Арина. – Меня мать. А тебя?

Зверогон усмехнулся.

– Та девка, которую я от чурок отбил, помнишь? Так и сказала: да будь ты проклят, гнида. Все вы одного говна сорта. А потом я перешел. И вернулся. Сам не знаю, как это вышло.

Он врал. Он все знал, просто говорить не хотел.

– А мефедрон тебе зачем? Ты же… Ты же мертвый, Паш.

От Зверогона повеяло чем-то неощутимо-ужасным. Темнотой разрытой могилы, дождливой ночью, и у Арины подкосились ноги. Она сползла на пол, моля лишь о том, чтобы все это закончилось поскорее.

– Меф усиливает воздействие, – снисходительно ответил Зверогон. – Без него я бы ни с кем не справился… особенно теперь. Скажи, как ты получила Тень, пока он, – брат мотнул головой в сторону дверей, – не перегрыз себе вены.

Словно подтверждая его слова, Филин вдруг содрогнулся, как марионетка, которую кукольник потянул за нити из коробки. Медленно-медленно поднес запястье к губам – Сычев, который рванул было к нему, замер, будто влип в паутину.

– Не надо, – прошептала Арина. Глаза стало жечь. – Нет у меня никакой Тени, Паш. Это только у Окопченко получилось, и он сам не знает, как.

Иссушенное