— Где ключ, Борис? — спросил я, опуская руку в карман пальто. Чёрные прожилки на ладони заныли от холода, но внутри меня разгорался жар. — «Громовержец». Ты забрал его. Где он?

— Ох, уж этот твой «Громовержец»… — Борис попытался изобразить презрительную усмешку, но она вышла кривой и нервной. — Ты так и не понял, мальчик, что некоторые вещи слишком велики для таких, как ты? Твой отец хотя бы осознавал свою ничтожность перед силами, с которыми связывался!

— Силами? — я фыркнул. — Ты имеешь в виду ведьм из Трезубой Гильдии? Или тех, кому он был должен до них? Ты всего лишь пешка, Борис. Пешка, которая возомнила себя игроком.

В его глазах мелькнул испуг. Я попал в цель. Он не действовал в одиночку. За ним стоял кто-то ещё, кто-то, кому был нужен «Громовержец».

— Я предлагаю сделку, Михаил, — вдруг заговорил он, меняя тактику. Его голос стал вкрадчивым, шелковым. — Откажись от претензий на пограничные земли. Признай их моими. И я верну тебе твою игрушку. Мы забудем старые обиды. Твоя сестра… останется невредимой.

Упоминание о Маше стало последней каплей. Холодная ярость, которую я сдерживал всё это время, вырвалась наружу.

Я выдернул руку из кармана. Не пистолет, не оружие. В моей ладони лежал один из тех самых изящных дуэльных пистолетов, что он мне прислал. Но теперь он был не узнать. Перламутр рукояти почернел и покрылся паутиной багровых прожилок. Деревянная ложа проросла острыми, словно шипы, осколками обсидиана. Пистолет дышал зловещей, чужеродной силой, которую я вдохнул в него за последние дни, превратив анахронизм в орудие мести.

— Вот мои условия, — тихо сказал я. — Ты расскажешь мне всё. Всё, что знаешь о ключе. Кто за тобой стоит. И где сейчас этот «безмолвный слуга». Иначе… — я медленно поднял пистолет, целясь ему в грудь, — я проверю, насколько пустота внутри тебя может гореть.

Борис Велеславский побледнел. Он смотрел на преображённый пистолет с суеверным ужасом. Его собственная уловка, его театральный вызов, обернулся против него, наполнившись силой, которую он не мог контролировать.

— Ты… ты не посмеешь! — выкрикнул он, но в его голосе слышалась паника. — Нарушить кодекс дуэли… это… это бесчестье!

— Мы одни, Борис, — напомнил я ему, делая ещё один шаг. Морозный воздух трещал от напряжения. — Никаких свидетелей. Только ты, я и магия. Как ты и хотел.

Я взвёл курок. Звук был сухим и чётким, как щелчок костей.

— Последний шанс. Где «Громовержец»?

В этот момент сзади, у входа в карьер, послышался шум — приглушённые крики, лязг металла. Немиров и мои люди столкнулись с кем-то. Значит, у Бориса всё же был козырь в рукаве, последний отряд, поджидавший сигнала.

Этот звук словно влил в него остатки решимости. С диким воплем он дёрнул шпагу и бросился на меня. Его движение было неуклюжим, отчаянным.

Я не стал уворачиваться. Я выстрелил.

Выстрела в привычном понимании не было. Не было грома, не было дыма. Из ствола вырвался сгусток багрового пламени и теней. Он не пробил дублёнку, он впитался в неё, в тело Бориса, словно вода в песок.

Он замер на полпути, его глаза расширились от невыразимого ужаса. Шпага выпала из ослабевших пальцев и со звоном ударилась о камень. Он попытался что-то сказать, но из его рта вырвался лишь хриплый, булькающий звук. Чёрные прожилки, похожие на те, что были у меня на руке, но более толстые и живые, поползли по его лицу и шее. Он схватился за горло, его тело начало биться в беззвучной агонии.

Я наблюдал холодно, без сожаления. Он сделал свой выбор.

— Горячего жеребца, Борис? — тихо прошептал я, глядя, как он падает на колени. — Без головы? Вот тебе и твой подарок.

Я выпрямился и повернулся к звукам боя. Крики уже стихали. Немиров и его ребята, судя по всему, справлялись.

Я посмотрел на почерневший пистолет в своей руке, затем швырнул его в снег. Он был мне больше не нужен.

Ветер выл над карьером, засыпая снегом тело Бориса Велеславского, которое всё ещё мелко подрагивало. Один старый долг был оплачен.

Я собирался уже вернуться к своим людям на помощь, как затылком почувствовал, что нечто поднимается у меня за спиной.

Я медленно обернулся и уже понимая, кого или точнее что там увижу.

Велеславский, казавшийся секунду назад мёртвым, стоял передо мной, испепеляя меня своим гневным взглядом живее всех живых. Значит, он все же открыл клетку.

Он стоял, но это был уже не Борис Велеславский. Не совсем. Его тело было тем же, но изнутри его будто вывернуло наизнанку. Из глаз и разинутого рта лился фосфоресцирующий жуткий свет, а по коже, разрывая её, ползли чёрные узоры, похожие на швы, скрепляющие его плоть. Воздух вокруг него дрожал и звенел, как натянутая струна.

— Так вот твой козырь, — произнёс я, не скрывая презрения. — Открыл клетку и выпустил джина.

«Громовержец… был не ключом, мальчик, — голос Бориса был скрипучей помесью его собственного тембра и множества других, наложившихся друг на друга, словно эхо в пустой пещере. — Он был замком. А я… я просто сломал его.»

Он поднял руку, и пространство вокруг исказилось. Мёрзлая земля под его ногами почернела и превратилась в пыль. Казалось, сама реальность отступала от него, не в силах вынести его присутствие.

Адреналин ударил в виски, заставив забыть об усталости. Я отпрыгнул назад, сдирая с себя перчатки. Чёрные прожилки на моих ладонях пылали, отвечая на вызов этой чужеродной силы. Это была не магия Константина, не колдовство ведьм. Это было нечто древнее, бездонное и бесчувственное, как пустота между звёзд.

— И что теперь? — я бросил в него сгусток сконцентрированного хаоса, ту самую энергию, что пожирала дурман. — Думаешь, оно позволит тебе остаться у руля? Ты для него — просто дверь, Борис. Дверь, которую выбросят, как только она откроется!

Мой выпад, способный испепелить группу солдат, достигнув сияющего контура Бориса, не взорвался и не поглотился. Он просто… рассеялся. Растворился, словно дым на ветру.

Существо в облике Велеславского издало звук, отдалённо напоминающий смех.

«Ты мыслишь категориями „позволить“. Оно никому не позволяет. Оно потребляет. А я… я буду тем, кто укажет, что именно.»

Оно сделало шаг. Всего один. Но за этим шагом потянулась чернота. Морозный воздух карьера застыл, и в нём поплыли пылинки инея, затягиваемые в формирующийся вихрь. Ветер, который секунду назад выл над карьером, стих, подавленный нарастающим гулом. Гул исходил от самой фигуры Бориса — низкочастотный, пронизывающий кости гул