Газового баллончика в сумочке не оказалось.

Соня недобрым словом помянула Мирчу Владовича — наверное, там в машине свое оружие и бросила! Или в канаве потеряла. Зараза.

— Наверное, в зале забыла… — растерянно улыбнулась она. Мотя так вцепился в ее локоть, что наверняка синяки останутся, мальчишку буквально колотило от страха. — Ой, а может мы сходим вместе, я вам пива закаж…

— Ну хорош, — похоже, до блондина начало доходить, что его водят за нос и терпение у него подошло к концу. — Вот что, вали отсюда пока цела, а не то без зубов оставлю и улыбаться будет нечем. Поняла?

— Поняла, — активно закивала Соня, судорожно молясь всем богам о спасении. Нечего и думать бросить Мотю — эти амбалы явно не цветы зашли ему подарить…

В этот момент дверь открылась снова и сцена повторилась.

— Да какого хрена… — завелся блондин, начиная подозревать, что где-то в зале прибита соответствующая табличка с указателем.

На пороге стоял Борис. Вид у него был растерянный и совсем не бравый — он явно не ожидал увидеть такую компанию. Парни же явно его узнали и пришли в непонятный ажиотаж:

— Упыреныш! — с непонятной радостью воскликнул один из близнецов.

— Прекрасно, — с явным удовольствием выдохнул блондин и как-то странно, неестественно повел шеей, которая буквально на глазах стала набухать венами. С плечами тоже происходило что-то странное, по крайней мере у здорового человека по мнению Сони они так не выгибаются и уж точно не раздаются вширь за секунду до размеров платяного шкафа.

Глаза у Бориса стали похожи на два блюдца. Он открыл было рот что-то сказать, но первым отмер, как ни странно, Мотя:

— Бежим!!! — прямо в ухо заорал он и ломанулся куда-то назад, утягивая ее за собой. Соня, чуть не вывернув руку из сустава, перепрыгнула какой-то ящик, успела еще краем глаза увидеть как Борис промчался мимо близнецов и упавшего на четвереньки блондина (плохо ему, что ли?) и бежит следом, вереща, как подстреленная утка. Потом они выскочили в темный зал — вдоль стен на высоте нескольких метров тянулись ряды окон с выбитыми стеклами, но заглядывающая в прорехи луна давала достаточно освещения, чтобы не натолкнуться в темноте на разбросанный по полу мусор и горы битых кирпичей. Соня не задумывалась о том, куда именно они бегут — настолько ее напугало происходящее — но Матвей, наверное, знал этот путь, потому что они буквально пролетели еще один коридор и выскочили на улицу. Здесь парень остановился, дождался, пока отставший Борис с хрипом выскочит следом и с силой захлопнул железную дверь, задвинув щеколду. В нее тут же ударилось что-то тяжелое с той стороны, заставив их подскочить. Послышались глухие голоса (в основном нецензурные).

— Лучше не останавливаться, — решительно заявил Мотя и, подхватив ее под локоть, потащил дальше. Борис, прихрамывая, побрел следом и Соня слышала его ворчание:

— Стоило связаться с такими как вы…

— А тебя никто не просил, — огрызнулся Мотя. Они трусцой пересекли заброшенный, заросший деревьями двор, пролезли в какую-то дыру в кирпичном заборе и теперь продирались через крапиву и чертополох. — Я вообще тебя не звал…

— А их — звал? — возмущенно отозвался Борис, с яростью отрывая репьи от белой рубашки.

— А никто не хочет поговорить о том, что вообще случилось? — не выдержала Соня.

Парни синхронно переглянулись и замолчали, проявив поразительное единодушие. Они буквально вытолкали ее из очередной канавы на дорогу и оказались аккурат на задворках магазина на перекрестке у ее дома.

— Нам лучше пойти к вам, — оглядевшись, Мотя повернулся к ней. — Здесь не стоит оставаться.

— Конечно, — проворчала Соня, — один раз ко мне уже залезли, терять нечего. Твои друзья знают где мой дом, лучше сразу вызвать полицию!

— Нет, он прав, — встрял Борис. Вид у него был как у встрепанного воробья — белоснежная рубашка покрылась пятнами пыли, грязи, сока от травы и, похоже, машинного масла, брюки в нескольких местах были порваны, а от идеально уложенных волос не осталось и намека. Очки тоже были в пыли, а через щеку шла длинная царапина. — К вам они не пойдут.

У нее не осталось сил на споры — препираться лучше все же в родных стенах, а не посреди пустой улицы, где уж точно никто не поможет.

Они свернули в темноту переулка, и Соня вздрогнула, заметив в свете одинокого фонаря над калиткой Петровича мужскую фигуру.

— Человек, — авторитетно заявил Мотя, на секунду замерев на месте.

Оба парня тут же успокоились и двинулись вперед как ни в чем ни бывало. Количество странностей за последний час уже и без того зашкаливало, так что Соня просто последовала за парнями, которые уверенно прошагали мимо давешнего бомжа (выпустили-таки!) и замерли у калитки.

— Там открыто, — вздохнула она, проходя первой. Потом обнаружила, что они не сделали ни шага во двор и уже раздраженно поторопила: — Заходите живей. И засов задвиньте.

Калитка, к огромному сожалению, запиралась только изнутри, никакого замка — разве что амбарного — на ней не было. Отпихивая друг друга плечами, Борис с Мотей вошли в дом и синхронно повели носами — ну да, не розами пахнет, въедливый мускусно-гниловатый запашок никак не выветривался. Впрочем, нос к нему быстро привыкал и парни тут же разделились — первый прямиком отправился в ванну, второй, сияя зеленым ирокезом под светом лампы, замер посреди кухни, явно не зная куда себя деть.

Соне стало смешно — встреть она Матвея в темном переулке и унесла бы подальше ноги, а он стоит в ее доме и явно стесняется. Даже уши покраснели.

— Садись уже, горе, — вздохнула она и пошла ставить чайник.

Через пятнадцать минут все умылись, Борис даже выпросил у нее нитки с иголкой и теперь сидел и, высунув кончик языка от усердия, штопал рубашку. Штаны в ожидании своей очереди лежали рядом, а самого мальчишку пришлось замотать в бабушкин халат.

Матвей даже куртки не снял, так и сидел с прямой как палка спиной в ожидании казни.

— Сильно избили? — Соня помедитировала минутку на дымящийся в кружке чай, бросила взгляд на непроницаемо черное окно и прислушалась — не ломится ли кто к ней?

В клубе она этого не заметила, а теперь отчетливо видела