При мысли о Дине сердце сжалось, к слову, и из-за страха за жизнь ведьмы. Мне даже думать не хотелось, ЧТО он может с ней сделать. Я-то прекрасно знала: Дин Картен с врагами и предателями никогда не церемонится, а уж когда существует угроза паре… Этой личности вообще лучше сразу самолично удавиться, во славу куда быстрой смерти. Вздохнула. Оставалось надеяться: прибить ведьму не позволит дядя Адриан, ну, и на благоразумие Дина тоже, да и вообще. Чего я рефлексировать удумала? Зная Дина, он совсем скоро будет здесь и вытащит нас отсюда, где бы мы ни были. Да. Точно! А мне следует подождать его здесь.

Невольно выдохнула от облегчения, что мне не нужно топать в этот жуткий город. К тому же, непонятно, как бы отреагировали на меня местные аборигены, вдруг тут не жалуют попаданцев, вздернут ещё на веревке или отрубят голову, или ещё чего похуже.

Сев на попу почти что ровно (всё-таки камни под булками, а это не сильно приятно), взяла в пальцы подвернувшийся под них прутик. Волозя им по камешкам, периодически с опаской поглядывала на тот нардовой расцветки город.

Как ни странно, Ульяну я не винила и вообще не испытывала в её отношении никаких негативных эмоций и даже могла понять, но и она, конечно, коза! Что когда вернусь, не если, а когда! Припомню по полной программе. Ишь, чего удумала, приличных котов невесть куда кидать, подруга называется. Да ведьма она! Самая настоящая.

Неожиданно за спиной раздался подозрительный хлопок, напоминающий схлопывание портала, я знала, о чём говорю. Сердце замерло и пустилось вскачь. Дин? Неужели так быстро? Моя сущность опасливо заметалась, посылая сигналы опасности. Слишком обрадовалась, чтобы прислушаться к себе, подскочила и резко обернулась, ступая на шаг вперед, и замерла, будто натолкнувшись на стеклянную стену.

Гость был уж точно не Дин. И даже не гость, а гостья, что с интересом маньяка-мясника изучала меня с какой-то неестественной усмешкой, а я с удивлением изучала эту весьма любопытную особь, начиная от ботфорт чуть выше колена на тяжелой толстой подошве, вверх по стройной фигурке, как перчатка, закованной в глянцево-черную кожу, к м-м-м богатой на размер груди с приоткрытой ложбинкой, по удивительно розовым с фиолетовым отливом волосам, красивой формы губы, искривленные в той ухмылке, ровный небольшой носик, огромные… тут я споткнулась, потому что огромные зелено-желтые глаза с пульсирующими треугольными зрачками мне были конкретно знакомы! И совсем я зависла на слегка изогнутых к затылку черных рогах с алыми прожилками.

— Ух ты, демон! — выдохнула в искреннем восхищении. Неужто меня вынесло в мир демонов?

Треугольные зрачки расширились в непомерном удивлении до обычных круглых, демоница или дьяволесса, фиг знает, как их правильно называть, усмехнулась, скрещивая тонкие руки под грудью.

— Ух, ты, шавка! Кстати, — она жадным взглядом скользнула по моему телу и облизнулась: — весьма милая шавочка.

Меня разобрало возмущением. Вот ведь стерва!

— Сама ты шавка, я уж точно не она, я из семейства кошачьих, дамочка!

— С норовом, — очень довольно, алые, угрожающе длинные когти постукивали по предплечью.

— Ага, я такая, все плачут, и ты будешь, если ещё раз шавкой назовешь, — тяну совершенно серьезно.

— А ты смешная, — демонша, аха, щурится и вдруг неуловимо быстро даже для моего зрения приближается вплотную, ведет носом, принюхиваясь, и обходит по кругу.

Верчусь за ней, не собираясь подставлять спину.

— М-м-м, как интересно. Значит, мне не показалось. Ну, шавочка, то есть, кошечка, — воркует елейно, а у меня от ласково тона ягодицы сжимаются. Ноздри розововолосой трепещут, черты лица заостряются. Когтистая лапа приподнимает мой подбородок, заставляя глядеть в ледяные, бездушные, до боли знакомые омуты, — и где он?

— Кто?

— Не придуривайся, милашка, я этого очень не люблю, — коготь слегка надавливает на нежную кожу, но и этого достаточно, чтобы по шее потекла тонкая струйка крови.

Разозлившись, отшатываюсь и шлепаю уже своей когтистой лапой по наглой конечности.

— Не понимаю, о ком ты. Внятно говори, рогатая.

— Ух, какой ершистый котенок, — вновь фальшивое умиление, а затем меня с силой толкают назад, я пролетаю спиной несколько метров и ударяюсь об треснувший под моим весом ствол, неприятно бьюсь затылком. Глаза застилает кровавая пелена ярости.

— Обалдела, рогатая?! — шиплю, скаля клыки. — Ещё раз тронешь меня и, клянусь, останешься без скальпа!

— Боюсь-боюсь, — трясет издевательски руками, на этот раз неторопливо вальяжно приближаясь. — Где он, кошка? — наклоняется к моему лицу, рядом с головой впечатывается её ладонь, дерево снова трещит, даже жалко несчастное.

— Да кто он?!

Испытывающий взгляд глаза в глаза.

— Братец мой. Диндарион. Я чую на тебе его запах, кошечка. Спрашиваю последний раз, и ты мне скажешь, если дорожишь своей шкурой. Где. Он?

Озадаченно таращусь на рогатую. Эм. Запах? Это она о Дине, что ли? А это… та самая его сестра? Это что, его мир? Ка-а-апец-ц-ц!

— Вижу в твоих наглых глазах осознание, блондиночка. Ну, я жду. Сама скажешь, или выбивать будем, м? Настоятельно рекомендую первый вариант, — мурлычет, наклоняясь к моему рту и… тянет к нему свой длинный язык. Ошалела?

Кривлю губы в нехорошей ухмылке, вжимаюсь спиной в ствол и со всей дури бью стерву ногами в живот. Она смешно хекает и отлетает на добрых семьсот метров, падает на спину, пропахивая гальку ещё на пятьдесят.

Мрачно утираю рот запястьем, в то время как розововолосая, хотя скорее лиловая, переворачивается рывком на бок и, вогнав когти в землю, с лязгом тормозит ими.

— Разбежалась, рогатая, Фростов просто так не нагнешь. Сначала докажи, что имеешь право знать, где он.

...Аха-ха... Вот и узнала, блин, больше о Дине Картене, причем, так скажем, на наглядном примере. И с сестричкой его неадекватной познакомилась. Звездец.

Глава 26

Ульяна

Санкционированный мною проход через реальности закрылся, унося с собой, как мне казалось, инореальную оплошность, которую я, по собственному разумению, исправила. Смахнув со щеки слезинку, напряженно прислушалась к себе, но кроме острого ощущения совершенной страшной ошибки, ничего иного не ощутила, в свою ветку я с мужем не вернулась.

Ничего не изменилось. Твою мать. Осознание наступало стремительно, неотвратимо, покрывая мою душу корочкой льда, сводя с ума от ужаса.

Я не только вообще ничего не исправила, но и допустила самое страшное — предала родное невинное существо, оправив непонятно куда.