– Это было до того, как я узнала, что моего отца убили. Теперь я понимаю, что хочешь сделать ты. И я согласна. Мы обе заслуживаем возмездия. – Ярость удушающими пальцами сдавила мне горло, и я почти не могла дышать.

Нур отставила миску и потерла шею:

– Дани, я знаю, ты злишься…

– Меня переполняет нечто гораздо большее, чем просто злость. – Мой голос был похож на низкое рычание.

– Хорошо. Но не принимай важных решений сразу после того, как узнала, что случилось с твоим отцом. Продумай все как следует.

– Ты так говорила себе, когда Вахид убил Суму? Когда он убил твоего отца?

Нур резко втянула воздух сквозь зубы, но я продолжила:

– Я продумываю все тщательно. Больше, чем кто-либо когда-либо. Я думаю о каждом порезе, каждом синяке и каждом ударе, которые собираюсь нанести в отместку за то, что сделали с моим отцом. За то, что сделали со мной.

Мои губы сжались в мрачной усмешке, и я уставилась на деревенских тетушек, которые весело смеялись между собой. Некоторые из них вернулись с кормления кур, одна женщина втирала подогретое горчичное масло в волосы моей Нану. Афра, старейшина деревни, жарила на пороге дома чили, отпугивая дурной глаз, который мог преследовать меня из тюрьмы. В доме царила атмосфера праздника: дочь кузнеца вернулась в семью тетушек, которые были рядом всю ее жизнь. Только теперь эта дочь изменилась. И хотя я выросла в этом месте, собой я стала не здесь. Не совсем. Расплавленное железо по-настоящему проникло в мои вены, лишь когда меня бросили на каменный пол тюрьмы.

– Я хочу, чтобы ты была уверена. Как только мы встанем на этот путь, мы не сможем повернуть назад.

Я скрестила руки на груди:

– А ты уверена? Сможешь ли ты спокойно жить, зная, что убийца Сумы все еще на свободе?

Нур отвела от меня взгляд, и, прежде чем она уставилась в свою миску, в ее глазах промелькнула боль.

Я кивнула:

– Я так и думала. Я тоже больше не смогу спокойно жить. По крайней мере, пока они дышат.

В моей памяти, словно первое облачко перед надвигающейся бурей, всплыло лицо Мазина. Мои мысли всегда будут возвращаться к нему. Были и другие, которые заслуживали моего гнева не меньше, но именно предательство Маза стало самой глубокой загноившейся раной, зараза из которой распространилась на все остальное. Именно его предательство оказалось самым подлым. Если бы не он, Баба был бы еще жив.

Я сглотнула и на мгновение закрыла глаза, а затем снова сфокусировала взгляд на Нур:

– Пока дышит Мазин. Он катализатор. И я сделаю все, чтобы он почувствовал мою ярость.

Нур смотрела на меня с непроницаемым выражением лица, в ее ярких глазах отражался свет факелов.

– Если это то, чего ты действительно хочешь, то я готова. И я хочу уничтожить его.

Я знала, что под «ним» она подразумевала другого, и все же речь шла про две стороны одной медали.

Нур вздернула подбородок:

– И я хочу добиться справедливости для Сумы.

– С Вахидом будет покончено, поверь мне. Ты уверена, что хочешь разделить со мной всю эту силу?

Нур кивнула, и, прежде чем у меня сдали нервы, я должна была задать ей этот вопрос:

– Почему?

Нур глубоко вздохнула и стала смотреть на пляшущие в очаге языки пламени:

– Потому что, когда я могла навсегда остаться в той тюрьме с Тохфсой, ты вернулась. И потому что я не думаю, что кому-то из нас стоит делать это в одиночку. Потому что мы отличная команда. И потому что… – Она поколебалась. – Потому что мы обе знаем, каково это – потерять отца и чувствовать себя бессильной. И я хочу, чтобы к нам вернулась часть этой силы.

Я выдохнула, гнев начал улетучиваться. Нур была права, мы действительно хорошо сработались – это доказал как наш побег, так и путешествие сюда. И у нас был общий враг. Как бы сильно мне ни хотелось въехать в город с высоко поднятыми мечами, я понимала, что в этом деле необходимо действовать умнее и хитрее.

Речь шла не просто о наказании, а о том, чтобы заставить их заплатить, используя всю мощь, которую я могла раздобыть.

– Это будет нелегкий путь, – сказала я, наблюдая за деревенскими женщинами и понимая, что, скорее всего, никогда больше сюда не вернусь. Особенно после того, что произойдет дальше.

– Поверь мне, как только я встретила тебя, то сразу поняла, что с тобой будет нелегко. – На лице Нур медленно расплылась улыбка.

Я потянулась и сжала ее руку, хотя чувство благодарности было мне непривычно:

– Спасибо, подруга.

Нур не была обязана делиться своей силой. Но и я не собиралась отказываться от нее.

– Поблагодаришь меня, когда в твоих руках окажется магия джинна. Когда у тебя будет сила сделать практически что угодно.

Я кивнула, но изо всех сил сжала обветшалый деревянный стол, думая о том, что единственное, чего я хочу, – это вернуть своего отца. Но никакая сила джинна не могла мне этого дать. Ничто не могло. Бабы больше не было, и теперь успокоение мне могло принести лишь уничтожение моих врагов. Они заплатят за то, что сделали.

– Не думаю, что нам стоит задерживаться здесь надолго, – тихо сказала Нур, улыбнувшись и кивнув женщине, проходившей мимо костра. – Жители деревни наблюдают за нами.

Я вздрогнула от ее слов:

– Думаешь, они расскажут императору?

Наша деревня была предана своим, и я бы удивилась, если бы кто-нибудь нас выдал. Но, опять же, не могла я и подумать, что Мазин поступил бы со мной так, как он поступил.

– В такой-то деревне? Да тут убьют за пару лишних монет в кармане, чтобы пережить зиму.

Я наблюдала за тем, как у костра пели несколько женщин:

– Значит, нам надо выехать с первыми лучами солнца.

– Я начну набивать свой рюкзак роти[14] твоей бабушки. Нам предстоит долгое путешествие, а фиников я уже наелась.

Я лучезарно улыбнулась Нур – мне впервые захотелось по-настоящему улыбнуться с тех пор, как я узнала о смерти Бабы.

– И пакоры[15] тоже возьми. Я заметила у очага еще тарелку.

– О-о-о, отличная мысль.

Нур побрела к еде, а я закинула в рот несколько семян фенхеля и принялась их жевать, глядя на огонь. Казалось, смерть Бабы высвободила что-то во мне, что-то, что я силой сдерживала, когда еще надеялась, что вернусь к нему. Но теперь надежды не было. Я больше не собиралась сдерживать себя.

Я крепко сжала кулаки, думая о Касильдо –