— Забавно, — задумчиво проговорил Макс, — я этому Мартыну примерно то же сказал, что я по факту Мастер, хоть и не признанный.

— Вот и не верь в судьбу после этого, — хмыкнул учитель. — Все один к одному выстраивается. Знаний и умений тебе хватает, Мастера можешь взять сразу и в Жизни, и в Пространстве. Дурачков, которые захотят проверить, что собой представляет одаренный, заваливший Лавового Жнеца, значительно поубавится. Магистры в большинстве своем люди степенные и такой чушью заниматься не станут. Зато среди Мастеров горячих голов еще более чем достаточно, вот и уменьшим их количество.

Максим поморщился, вспоминая бюрократическую волокиту и скучный процесс подтверждения степени. Харитон раньше делал вид, что не знает про второй дар, и рекомендовал не торопиться брать новые официальные ступени после Подмастерья. Максу же и Подмастерья хватило, чтобы возненавидеть административный аппарат Коллегии, щедро сдобренный самодурами на местах. Чего только стоил надутый хрен на аттестации, пытавшийся доказать Максу, а также всей комиссии, что магемы, составляемые претендентом, «неправильные», так как он опытнее и лучше знает, как должна выглядеть «правильная» магема. Только получасовое планомерное вождение нормами и определениями из официальных методичек по лицу этого академического задрота помогло избежать переаттестации. Комиссия не хотела связываться с именитым занудой, а сам зануда считал себя солью земли, одаренным в энном поколении, который уж точно знает, что правильно, а что нет. Только воспользовавшись воззванием к авторитетам, которые и писали нормативы Коллегии, удалось достучаться до заплывших жиром мозгов. Осознание того, что он во всеуслышание да при куче свидетелей порочит светила своей организации, позволило осадить самовлюбленного пня от науки и получить «добро». Как Максим подозревал, этот тип всем уже в зубах навяз хуже гудрона, поэтому члены комиссии надеялись на небольшой скандал с нарушением правил Коллегии, чтобы убрать псевдонаучную занозу из задницы уважаемого научного сообщества. То, что это делалось за счет времени парня, никого не смущало. Коллежские сотрудники тогда не знали, что это существенно скажется на ценах на услуги Максима для всех присутствующих, однако парень думал, что, даже если бы знали, все равно бы попытались попробовать, уж больно мерзкий был человек.

Подтверждение же Мастера в двух дарах грозило превратиться в еще больший цирк, и никакой авторитет Харитона тут не поможет. Оставалось только надеяться, что таких вот деятелей больше не допускают до реальных процессов, позволяя высказывать свою оценку постфактум и убирая от реального влияния на что-либо. Максу даже вспомнились преподаватели в любимом универе: некоторые просто делали свою работу, некоторые были увлечены предметом и наукой в целом, с ними было интересно изучать преподаваемую дисциплину, были весьма корыстные говнюки, потрахивающие студенток за зачеты и принимающие булькающую валюту от парней, но были и тупорогие монолиты, закостеневшие в своих убеждениях и бросившие развиваться уже давным-давно.

«Я, понимаете, я! Знаю математику лишь на четыре, лучше меня, на пять, ее знает только бог! Как вы вдруг решили, что можете получить по моему предмету что-то большее, чем три?» — вспомнился Максу один такой профессор. Тот реально не поставил ни одной оценки выше тройки за довольно продолжительный период своей работы. И ладно бы по делу, студентота — те еще разгильдяи, но нет. Именно принципиально, потому что никто не достоин. Сначала его пытались урезонивать через деканат, потом через проректора, потом добрались до ректора, но помогало слабо. Писали на диктофоны лекции, чтобы донести до руководства универа всю бесполезность данного преподавателя — тщетно!

А потом несколько злых студентов подкараулили мерзавца в подворотне и донесли через ребра свое негодование и разочарование его методами обучения. И, о чудо! Человек встал на путь исправления. Было радостно и грустно одновременно: с одной стороны, проблема нашла неожиданное решение, с другой стороны — грубая сила опять победила разум, а это не могло не печалить.

— Ладно, — хлопнул по коленям Харитон, прерывая ушедшего в себя Максима, — пойду поговорю в Коллегии, что от меня и тебя нужно, чтобы аттестоваться. Давно при мне никто на Мастера Жизни не сдавал. Ну и позабочусь, чтобы того урода, как в прошлый раз, не пустили…

— Только про него вспомнил, — засмеялся Макс, — думал, что бы сделал, если бы снова встретил?

— Не ты один, — Харитон накинул куртку. — Если опять его назначат — устрою ему незначительные, но хлопотные проблемы со здоровьем на пару недель. Умотал в прошлый раз, черт самовлюбленный.

— Так, значит по плану у меня аттестация, с этим понятно, непонятно, что за ЛеБлан выпала внезапно, и почему она так жаждет напиться моей крови? Есть догадки, у кого можно поинтересоваться? — спросил Максим, поднимаясь и выходя из кабинета вслед за Харитоном.

— Понятия не имею, если честно, — развел тот руками, — у дедки-сплетницы поинтересуйся, но там вряд ли что-то конкретное будет.

— Это ты про Алексея Сергеевича? — Макс невольно улыбнулся. — Спрошу, все равно пойду материалы покупать.

— Сидел бы ты на попе ровно пока, а то хрен его знает, кого эта София еще на тебя натравить успела, — ответил Харитон. — Ты, надеюсь, не решил, что после такой громкой победы ты круче гор и титановее яиц Чака Норриса? Твой соперник, примерно, на этом и погорел, насколько я понимаю. Гордыня — самый веселый грех, как по мне.

— Хорошо, мама, я лягу спать сразу, как сделаю уроки, — покорно кивнул Максим. Харитон не стал отвечать на ерничанье, а просто кивком попрощался и ушел на Изнанку. Макс же пошел готовиться к приему единственного на сегодня пациента и визиту к артефактору. Несмотря на уничижительный отзыв учителя, парень считал Алексея Сергеевича в высшей степени полезным болтуном. Уж больно много нужной информации скапливалось у этого живого и общительного мужичка, а что самое главное, делился он ей охотно, больше из любви к искусству, хотя пара-тройка рассказанных в ответ новостей существенно повышала количество, а главное — качество получаемой информации.

В лавке артефактора, как обычно, царил полумрак. Этакая таинственная киношная атмосфера, когда зритель проникается торжественной тишиной и аурой древности, ассоциируя себя с маленьким мальчиком, стоящим на пороге сказки. Вот-вот из-за угла вылезет какой-нибудь чудаковатый старичок, дабы вспомнить, как много лет назад родители этого самого мальчика выбирали тут свои палочки. Ну, или, на худой конец, показать интересную книжку, которую этот мальчик впоследствии беспечно стырит. Однако, как и в прошлые разы, чуда не случилось, а случился