Видела, как в его глазах вспыхнула настоящая, первобытная ярость и это только подстегнуло меня.

Прямо в яблочко.

— И инквизитор не летел бы в реку с грацией опрокинутого корыта, — добавила для верности, наслаждаясь его реакцией. — А насчет опасных игр и острых ощущений… Мое чутье меня еще ни разу не подводило. Оно подсказало, что под всей этой бархатной спесью и острым, как отравленный стилет, языком скрывается… просто болван, которому отчаянно нужна была помощь. Как и тому пастуху.

Мой голос неожиданно смягчился на последних словах, но взгляд оставался стальным, бросающим вызов.

Мужчина замер. Казалось, он превратился в статую из темного, полированного гранита. Лицо стало абсолютно непроницаемым, маской без эмоций. Блэкторн смотрел на меня долгим, тяжелым, пронизывающим взглядом, словно в его мозгу сейчас крутились шестеренки или он пытался увидеть каждую мысль, проносящуюся в моей голове.

А я, под этим испепеляющим, гипнотическим взглядом, снова поймала себя на крамольной мысли.

Черт возьми, он чертовски привлекателен.

Когда лицо Эшфорда теряло маску сарказма, в нем проступали сильные, резкие, властные черты. Упрямый подбородок, губы, которые могли бы быть…

Стоп!

Что со мной?!

Резко отвела взгляд, чувствуя, как жар заливает лицо, и надеясь, что он припишет румянец только гневу.

— Болван… — наконец произнес мужчина. В его голосе прозвучала не ярость, а какая-то странная, усталая горечь? Как будто он вспомнил что-то грустное. – Возможно, Вы не настолько и не правы.

Эшфорд отступил на шаг, внезапно освобождая пространство. Разрыв дистанции ощущался почти физически, как снятие давления.

— Не загораживайте проход. У меня дела поважнее ваших пряников и травяных сборов. — Его взгляд скользнул по моей корзинке с пренебрежительной усмешкой, будто оценивая ее ничтожность. — Наслаждайтесь обществом провинциальных мужчин. Столичный болван Вас оставляет.

Прежде чем я успела найти достойный ответ – что-то язвительное про его спешку или истинную важность его персоны – Эшфорд резко развернулся. Дверь за ним хлопнула.

И мужчина зашагал прочь по мокрой брусчатке широкими, уверенными шагами, не оглядываясь. Его прямая, черная фигура быстро растворилась за поворотом, ведущим к центру города.

И в отличие от аптекарского внука тут и шанса не было, чтобы он обернулся.

Гордый.

Я его задела.

С одной стороны, очень радовалась, что вышла из этой пикировки победителем. Вот только всю сладость триумфа подпортил его уход.

И это все? Может стоило промолчать? Как другие женщины противостоят таким как он? Или просто поддакивают?

Лишь после ухода Эшфорда проанализировав все сказанное я спохватилась – кто из нас первым перешел на «Вы».

Махнула головой, словно стряхивая наваждение, как назойливую мошкару, и с силой толкнула дверь дома кузнеца. Пора было сосредоточиться на настоящем деле – Инаре и ее кашле.

Глава 10

Теяна

Дверь открылась в сени, пропахшие кожей, металлом и свежеиспеченным хлебом. За ними – комната. Несмотря на летнюю жару за окном, в комнате было душно и сумрачно – ставни полуприкрыты.

Торвальд, кузнец, сидел за массивным дубовым столом, опершись локтями о столешницу и уткнув лохматую, седеющую голову в огромные, покрытые шрамами и мозолями руки. Его могучая спина, обычно крепкая как наковальня, сейчас была сгорблена под невидимой тяжестью.

Рядом с ним стояла Инара, его жена. Высокая, когда-то статная женщина, сейчас она казалась сломленной тростинкой. Лицо было опухшим от слез, глаза – красными, под ними пролегли темные тени. В руках она бесцельно мяла краешек передника, плечи мелко, беспрестанно подрагивали.

У меня сложилось впечатление, что я пришла в какой-то очень неловкий момент. Но не поворачивать же обратно?

— Тея… — хрипло произнес Торвальд, поднимая голову. Его лицо, обветренное и грубое, как кусок необработанного камня, было искажено горем и бессильной яростью. — Пришла… трав принесла?

— Да, — ответила я тихо, подходя и ставя корзинку на край стола. Запах сильфиум-травы, обычно чистый и свежий, здесь казался неуместным. — Для Инары. От кашля. Как она? — Мой взгляд перешел на женщину у печи. Ее тихие рыдания резали слух острее кузнечного зубила.

Инара резко обернулась, ее глаза, полные бездонной муки, устремились на меня.

— Кашель? — вырвалось у нее с горькой, истеричной ноткой. — Да какой уж тут кашель, Теяна! Ларс… — Голос ее сорвался на рыдание. Она закрыла лицо руками, тело затряслось.

Кузнец стукнул кулаком по столу так, что задребезжала посуда на полке.

— Пропал! — выдохнул он, и в этом слове была вся боль отца. — Третий день! Как сквозь землю провалился! Инара места себе не находит.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Пропал. Последнее время люди пропадать в Эдернии стали часто. Даже слишком часто. А главное безвозвратно.

По крайней мере старая Гивельда как местный новостной вестник уже в который раз рассказывала «по секрету» всякие жуткости. И после истории с превращенным пастухом, в которой я участвовала сама, жуткости уже не казались выдумкой.

— Ларс? — переспросила я, опускаясь на табурет напротив Торвальда и вспоминая крепкого темноволосого юношу так похожего на отца. — Ваш сын? Но как? Где искали?

Торвальд мрачно кивнул, проводя ладонью по лицу, словно пытаясь стереть усталость и страх.

— Искали. По всему городу, по всему лесу искали. По знакомым стучались – ничего. Просто не вернулся и все. У сына подработка была в местной деревне. Он же рукастый. Ходил туда, помогал заборы старикам чинить. А третий день, как не вернулся.

- И что жандармы?

- Жандармы, — кузнец фыркнул с презрением. — Поначалу отмахивались: «Молодой, зря потеряли. Поди загулял с какой-нибудь красоткой. Нагуляется, вернется». Потом, когда Инара к ним в канцелярию в слезах пришла, стали шевелиться. Да толку? Следов нет. А потом — он понизил голос до зловещего шепота, — Потом и из инквизиции приходили.

- При чем тут инквизиция? – спросила я.

- Приходили. Расспрашивали про Ларса. Говорили — Торвальд сглотнул ком, — …про то, что участились случаи… что, может, ведьмы замешаны. Что ищут следы колдовства.

Слово «ведьмы» повисло в воздухе, как ядовитый туман. Инара громко всхлипнула.

- Какие ведьмы? – всхлипнула Инара. – Мой