Шаг за шагом она приближалась всё ближе и ближе, пока не оказалась на расстоянии одного прыжка. Прижавшись к земле, Есения собрала всю энергию, которую только могла, и прыгнула, вцепляясь всеми лапами в голову Князева. Влад кричал, пытался скинуть, бил изо всех сил, но попадал лишь по щиту, что контролировал Арсений. Стихиями Есения окружила их с Владом так, что остальные маги просто не могли к ним прорваться.

С трудом и болью из-за ударов, Есения смещается ниже. Каждое движение — испытание, ибо противник даже не пытается встать спокойно. Есения на такое и не надеялась. Понимала, что её вылазка больше похожа на безумную отвагу отчаявшегося самоубийцы. Шансов на успех ровно половина, как и у Князева. Слишком неприятный процент для настолько важного решения. И в любой другой ситуации Есения не стала бы рисковать собой и Арсением. Но сейчас…

С юга на восток лети лепесток. Ветер изнутри на себе его прокати…

Изогнувшись, Есения из последних сил впивается зубами в шею Влада и смыкает челюсти, вырывая кусок. Горячая кровь ударяет прямо по глазам, лишая возможности видеть, однако Есении плевать на такие мелочи. Слизнув кровь с носа, она крепче впивается когтями в кожу, а зубами обхватывает позвонок и вновь смыкает челюсти, с хрустом перемалывая кости. А затем и вовсе отрывает голову от тела, бросает её на сырую землю и спрыгивает следом, заглядывая в ещё видящие глаза, полные ужаса. Два ярких голубых огонька среди кромешной тьмы — последнее, что запоминает Влад…

Князев вздыхает так громко, что Есения вздрагивает, ведя языком по клыкам, на которых ощущается вкус Тёмной крови, и отряхивается от тумана надпространства. Арсений рядом медленно опускает руки, позволяя белому мороку отступить, а магам в полной мере насладиться ощущениями. Вокруг так тихо, что если бы не Князевские судорожные вдохи и нервное ощупываение шеи, то было бы слышно, как снежинки оседают на земле. Есению, если честно, и саму слегка потряхивает после такой подробнейшей демонстрации последствий. Она прожила эти бесконечные дни, как и маги. Чувствовала абсолютно всё, и казалось, что даже Князевская кровь всё ещё ощущается чем-то металлическим на языке.

Секунды осознания растягиваются в долгие минуты. А Есения всё смотрит, не отрываясь, на Князева, который растерял вообще весь свой пыл и кровожадность. И даже взгляд в итоге предпочёл отвести в сторону от греха подальше. Маги за спинами сильнейших потихоньку приходили в себя и начинали перешёптываться, опуская мечи и медленно отступая назад. Вряд ли ослушаются приказа, если такой всё же последует, но и воевать теперь будут с намного меньшим запалом, и сильнейшие это понимали, как и Судьи, уважительно качающие головой в стороне.

— Думаю… — Пётр Алексеевич опускает поводья, быстро переглядывается с притихшим Владом и спускается с коня, выходя чуть вперёд. — Мы сможем договориться без боя…

Глава 32. О бумажках, суде и долгожданном отдыхе

Большая земля. Лето. Квартира Арсения и Есении. Утро.

— Почему ты вообще должен туда идти? — Есения хмуро смотрит на Арсения, который застёгивает джинсы.

За окном шумит листва и дети, светлые занавески волнует лёгкий тёплый ветерок, утреннее солнышко мягко бликует на поверхностях, пахнет клубникой и тихим счастьем. А Есения всё равно умудряется ворчать, забравшись на стол с ногами, хотя настроение шкодить. Такое давно забытое, кажущееся неправильным и каким-то лишним, но Арсений рядом спокоен, бесконечно доволен, сосредоточен на пуговицах и молниях, и Есения всё же позволяет себе тихонько сдвигать стопку бумаг с магическими печатями на край стола. Такую важную стопку, нужную и с не очень приятным привкусом бюрократии, которая последние полгода отбирала почти всё свободное время.

— Еся… — Арсений деланно хмурится и лёгким движением руки отодвигает бумаги подальше от края, одновременно перенося под руку Есении коробочку с бумажными салфетками. — Кодекс един.

— И я об этом прекрасно знаю. — Есения закатывает глаза, продолжая за Арсения, и скидывает коробочку на пол, тоскливо смотря ей вслед. — А ещё я знаю, что все правила и законы переработаны тобой. И тебе не кажется странным, что созданное тобой собирается судить тебя же?

Арсений с тёплой улыбкой на губах подходит к столу и мягко разворачивает Есению к себе, свешивая её ноги и устраиваясь между ними. Он не озвучивает ответы, которые и так известны. Есения уже поняла, что без суда за абсолютно идиотское стечение обстоятельств не обойтись. Весьма условного, разумеется, ибо даже Тёмные признались, что ведьмаки и так бы не выжили, но бюрократия…

Единственное, что Есения так и не смогла понять и принять за это время — бумажки. Тонны бумажек, фиксирующих чуть ли не каждый вдох. Она искренне недоумевала, зачем оно надо, если все и так прекрасно договариваются между собой, а в случае чего всегда можно аккуратно посмотреть кусок памяти со спорными моментами. Есения научила магов делать это без боли, а Арсений подкрутил у Судей излишнюю кровожадность из-за абсолютно отсутствующей эмпатии. Казалось бы, откажитесь вы наконец от этих вечных бумажных фиксаций и подтверждений! В случае спорных ситуаций даже к страшным-ужасным Судьям идти не придётся — есть новая организация, которая поможет вообще во всём. Но нет же! Бумажку на это, бумажку на то, суд для галочки, ибо закон есть закон даже для того, кто этот мир может уничтожить…

— Когда-нибудь и от этого откажутся, Есь. — Арсений с улыбкой на губах поправляет Есении чёлку и обнимает её. — Магам и так сейчас сложно. Весь уклад им перевернули.

Есения тихонько хмыкает, обнимая Арсения в ответ. В глобальном смысле они не сделали ничего особенного. После максимально реалистичной демонстрации силы и её последствий, Пётр Алексеевич быстро организовал им переговорный шатёр прямо посреди поля. Князев от чего-то старался особо не отсвечивать, помалкивать и в целом сторонился, но от переговоров не отказался, нагнав на всякий случай Тёмной охраны, которую Есения с радостью сидела и кошмарила, пока Арсений с сильнейшими решал, что со всем этим делать, и доказывал, что они точно так же заинтересованы в мире и процветании, а не во всеобщем уничтожении. Ещё раз показывал истинные намерения, честно раскаивался в совершённом, но с чётким подтекстом, что если кто-то удумает дёрнуться, то рука его не дрогнет. Последнее очень порадовало Князева.