– Интересные семейные будни, да? – наконец произносит Джоник, прерывая тягостное молчание. Его ухмылка становится еще шире, будто он угадывает ход моих мыслей, хотя я не проронила ни слова.

Разговор с Джоником, несмотря на всю его мерзость, дает крупицы информации. Они оседают в голове, заставляя шестеренки мыслей крутиться быстрее. Дядя Эрик… Мысль о нем теперь кажется не просто подозрением, а направлением. С ним нужно поговорить. Попытаться прощупать почву, уловить фальшь. Но и сам Джоник… Он сидит напротив,  воняя резким одеколоном, смешанным с запахом старой кожи кресла.

Джоник – мелочный, гадкий, самовлюбленный до тошноты. Его тоже нельзя сбрасывать со счетов. Что, если он не просто болтун, а паук, плетущий свою паутину в углу? Его мотивы – темный лес, а в этой семье в лесу часто скрываются капканы. Такой, как Джоник, может предать просто из спортивного интереса.

Я машинально поправляю складки своего светлого льняного платья, ощущая под ладонью живую шероховатость ткани. Мысли летают по кругу, как и пылинки в луче солнца, пробивающемся сквозь тяжелые портьеры.

Тиканье массивных напольных часов на противоположной стене кажется громче обычного, отмеряя секунды моего сомнительного спокойствия.

Именно в этот момент в гостиную вваливается Элай. Дверь с глухим стуком бьется о стену. Парень врывается как ураган. Его темные волосы растрепаны, а взгляд, острый как бритва, мгновенно находит меня сидящую на подлокотнике кресла. Элай окидывает меня быстрым, уничтожающим взглядом и тут же с резким движением плеч разворачивается к выходу. Слышен его короткий, раздраженный выдох. Кажется, он физически не может выносить мое присутствие в одном помещении с ним.

Но на пороге парень замирает. Спина напряжена, кулаки сжаты. Резко поворачивается и с демонстративным презрением плюхается на дальний диван, обитый бархатом темно-зеленого цвета. Подушки подпрыгивают.  Элай падает на них, закидывает ногу на ногу и отворачивается. Делает вид, будто смотрит в окно на залитый солнцем сад. Его поза, презрительное выражение лица и отстраненный взгляд сообщают, что мы для него – пустое место. Только нервное постукивание пальца по колену выдает внутреннюю бурю.

Джоник, наблюдающий за этой пантомимой с явным удовольствием, тихонько фыркает, прикрывая рот костяшками пальцев. Звук похож на шипение протекающего крана.

– Что? – ехидно тянет он, нарочито громко, чтобы Элай не мог сделать вид, будто не слышит. – Бесишься? Теперь ты снова нелюбимый ребенок? – Джоник кивает в мою сторону, его маслянистый взгляд скользит по моим ногам. – Ведь твоя идеальная, пропавшая сестричка вернулась! И как всегда отодвинула тебя на задворки семейного олимпа?

Элай резко поворачивает голову. Его глаза, темные и холодные, сужаются до щелочек, в них вспыхивают искры чистой, неконтролируемой ярости. Он впивается взглядом в Джоника.

– Она мне не сестра! – вырывается у Элая шипящим шепотом. Каждое слово пропитано ненавистью.

Джоник открывает рот, его глаза загораются азартом охотника, почуявшего жертву.  Он набирает воздуха в грудь, готовясь изрыгнуть новую порцию яда.

Но слова не успевают сорваться с его губ.

Дверь гостиной распахивается с таким грохотом, что даже массивные часы на секунду замолкают. На пороге, залитая светом из окна, стоит мама. Ее лицо сияет. Глаза широко распахнуты от счастья, губы растянуты в широкой и искренней улыбке. Легкое персиковое платье колышется вокруг ее ног. Мама влетает в комнату, едва не сбив с журнального столика, стоящую на нем чашку.

– Со мной только что связались из Центральной лечебницы! – объявляет она громко, торжествующе, ее голос звенит от счастья. Она ищет мой взгляд и, найдя его, сияет еще ярче. – Тесты! Они готовы! Результаты показали! Зои – наша! Абсолютно точно! Наша девочка вернулась!

Ее слова падают во внезапную, гробовую тишину гостиной. Джоник замирает с открытым ртом, на лице немая гримаса удивления. Ухмылка застывает, как маска. Элай резко вскидывает голову. Его лицо бледнеет и становится похожим на восковую маску. А я не могу понять, что испытываю облегчение или тревогу.

Элай

Я не могу больше выносить это помещение, пропитанное фальшивым, липким счастьем. Каждый вздох матери, каждое ее всхлипывание от умиления, как нож в сердце. Джоник продолжает хихикать в углу. А эта гадюка, прикидывающаяся моей сестрой, сидит с хитрой, едва уловимой улыбкой на губах. Я вижу ее, слышу тихий ответ матери, чувствую фальшивый флер невинности. Я. Ей. Не. Верю! Каждая клетка моего тела кричит об этом.

Сердце бешено колотится где-то в горле, кулаки сжаты до хруста костяшек. Воздух в гостиной густой от цветочных духов матери. Он давит. Мне нечем дышать. Резко вскакиваю с бархатного дивана, ощущая под пальцами шершавость дорогой ткани. Без слов, одним лишь взглядом, полным ледяного презрения, окидываю сцену семейного лицемерия – рыдающую от счастья мать, хихикающего Джоника, улыбающуюся гадину – и выхожу прочь, если не свалю в тот же миг, то просто начну к демонам крушить дом.

В своей комнате действую на автомате. Срываю с себя рубашку прямо через голову, не расстегая. Чувствую, как ткань цепляется за цепочку с медальоном на шее. Натягиваю старый, удобный черный свитшот с капюшоном, грубые джинсы, беру кожаные перчатки и кристалл управления. Обычно я предпочитаю магмобили – плавность хода, защита, статус. Но сегодня мне нужно быть быстрым. Непредсказуемым. Моя оса – черный мотоцикл с глянцевым блеском и магическими полупрозрачными крыльями ждет в гараже. Сажусь в седло, ощущая знакомую вибрацию холодного металла под собой. Кристалл управления загорается. Мотор оживает с низким, зловещим рычанием, эхом отдающимся в каменных стенах гаража. Магический импульс заставляет крылья слегка дрогнуть.

Никому ничего не говорю. Просто выруливаю из гаража мимо удивленно замершего садовника, выезжаю за ворота имения и прибавляю газ. Оса рвется вперед с ревом, ветер бьет в лицо, заставляет глаза слезиться. Я вжимаюсь в седло, мчусь по знакомым улицам, объезжая магмобили. Я преследую конкретную цель. Хочу лично убедиться в правильности результатов исследования.

 Я должен увидеть распечатку, услышать объяснение целителя, посмотреть ему в глаза. Эта девица… она не Зои. Не может быть! Я бы узнал свою сестру – неважно, прошло пять лет, десять или пятьдесят. Ее смех, взгляд, самую суть. Эта самозванка… в ней нет ни капли родного. Ничего знакомого. Только расчет и ложь.

Не хочу думать о том, что бы я с ней сделал в иных обстоятельствах… Уверен, процесс был бы… увлекательным. Для нас обоих. Но сейчас не до этого. Сейчас мне нужно доказать всем и себе в том числе, что она не моя сестра.

Еще не