Глушу мотор. Резкий запах гари и чего-то химического тут же обволакивает меня. Соскакиваю с осы, оставляю его стоять рядом с группой перепуганных юных девушек-целительниц. Они перешептываются, одна плачет, вытирая лицо грязным рукавом. Подхожу к ним, мой голос звучит резко, перекрывая шум пожара и крики команд:

– Что случилось?

Резкий запах гари и плавящегося пластика бьет в нос, смешиваясь с пылью, поднятой толпой и спецтехникой. Шум огня, треск водников сливаются в оглушительный гул.

На меня смотрит высокая, худощавая брюнетка в костюме целителя. Нашивка на груди говорит о том, что у девушки высокий уровень силы, она точно не вспомогательный медперсонал. Ей, наверное, лет двадцать с небольшим, не намного старше меня, но в глазах не детский испуг, а холодная невозмутимая решительность.

– Тут произошел пожар, – говорит она четко, перекрывая шум, ее голос слегка хрипит от дыма. Не могу понять, сарказм мне чудится или все же реально присутствует. – Что-то воспламенилось в лаборатории на втором этаже. Там, где биохимия и генетика.

Нехорошее предчувствие усиливается.

– Пострадавшие есть? – вырывается вопрос. Мои пальцы непроизвольно сжимаются.

Она качает головой.

– Вроде бы обошлось. Лаборанты успели выскочить буквально в последний момент. Сильно напуганы, но целы. – Она обводит рукой горящее здание. – А вот оборудование, материалы… и образцы… все это, скорее всего, сгорело. Огонь шел именно оттуда.

– А результаты анализов? – спрашиваю я севшим голосом.

Девушка хмурится, видимо, мое любопытство кажется ей странным.

– Мы все важные результаты дублируем. Поэтому нет, они целы. Архив не пострадал.

Я едва успеваю сделать короткий, прерывистый вдох, как она добавляет

– Кроме тех результатов, что мы не успели внести в базу и обработать сегодня.

Время замирает. Шум вокруг приглушается.

– А такие есть? – выдавливаю я, уже зная ответ.

Она смотрит на меня с усталым пониманием.

– Конечно. Это как раз те анализы, что были взяты с самого утра. Их привезли, они прошли первичную обработку, результаты были готовы… но внести их в систему и сделать официальные заключения не успели. Увы.

– Понял. Спасибо, – бросаю я, голос хриплый. Отступаю от девушек, их перешептывание тонет в общем хаосе.

Мне нужно подтверждение. Кто-то же сообщил матери. Оглядываюсь, ищу кого-то, кто мог бы знать детали. Вижу мужчину-целителя лет сорока в порванном у плеча халате с планшетом в руках. Он отдает приказы водникам. Дожидаюсь, когда мужчина освободится, и задаю интересующий вопрос. Узнаю, что, действительно, результаты анализов Зои уничтожены, но целитель подтверждает, что с матерью из клиники связывались и результаты сообщали. Подробностей мне сказать никто не может. Я понимаю, персоналу не до этого, никто просто не помнит подробностей. В суматохе всем не до трагедии нашей семьи.

А я снова без ответа на главный вопрос. Не понимаю, что именно сказали маме? Она врет, прикрывая самозванку из своих идиотских сантиментов? Ее саму обманули? Или… или эта странная, чужая, вызывающая у меня только холодную ярость девушка в моем доме… действительно сестра?

Последнее… Это кажется настолько нелепым, настолько невозможным, что я почти смеюсь. Нет. Не верю. Ни на секунду. И слишком удобный пожар, уничтоживший именно те улики, которые могли бы все прояснить… не выглядит случайностью. Это яркое, пылающее подтверждение того, что здесь что-то нечисто. Кто-то очень не хочет, чтобы правда всплыла. И я найду, кто это. Но для начала поговорю с Зои, думаю, если правильно спросить, она раскроет свои секреты.

Тут делать больше нечего, и я, полный решимости, еду домой. Руки дрожат, адреналин бьет в виски, и я почти сдаюсь, решив свернуть к набережной, где в это время всегда проходят гонки на осах. Там сейчас чистый адреналин, без липкой лжи, без вопросов и семейных проблем. Я никогда не участвую в гонках, считаю это развлечение глупым и опасным. Меня не тянет испытывать удачу, балансируя на грани. Я фанат тотального, железного контроля. Над собой, над ситуацией, над жизнью. Именно поэтому, внезапно возникшая на пороге нашего дома Зои, выводит меня из себя как никто другой. Она воплощение хаоса. Я чувствую, как мой старательно выстроенный и удобный мир рушится.

Руки сами поворачивают руль в сторону набережной, но я резко, выравниваю курс в последний момент. Просто, со всей отчетливостью понимаю, сегодня ничего не способно заставить меня отвлечься. Зои и ее секреты слишком глубоко засели у меня в голове.

Паркую осу возле дома, срываю шлем, глубоко вдыхаю – воздух пахнет пыльцой и предательским спокойствием этого проклятого места. Захожу в холл. Прохлада бьет по разгоряченной коже. Мать встречаю на лестнице, на ее лице безупречный макияж и всегда приветливая улыбка. Коротко киваю и прохожу мимо. Вопросов к ней – вагон. Претензий тоже, но начать разговор с матерью, значит, отсрочить разговор с Зои. Если начну сейчас задавать неудобные вопросы, нарвусь на скандал и к своей лживой сестричке, вполне вероятно, сегодня уже не попаду. Нет уж. Сначала – источник проблемы. Мама от меня точно никуда не денется. Не хочу думать, что и Зои тоже.

Взмываю по лестнице на третий этаж. Ботинки цепляют ковер, который застилает камень, чтобы никто не сломал себе шею на широкой винтовой лестнице из белоснежного мрамора. Дверь в комнату Зои заперта. Над косяком виднеется слабый, едва мерцающий узор охранного заклятия. Присматриваюсь. Детский сад. Либо она не потрудилась поставить нормальную защиту, либо просто не обладает достаточной силой для чего-то серьезного. Защита мне на один зуб. Даже напрягаться не придется. Без тени сомнения и малейшего стыда прикладываю ладонь и мысленно стираю слабые линии. Узор гаснет с тихим шипением. Толкаю дверь и захожу внутрь. Почему-то делаю это осторожно, словно боясь кого-то спугнуть. В комнате тишина и сгустившаяся темнота. Шторы плотно задвинуты. Никого. Но под приоткрытой дверью ванной виднеется узкая, яркая полоска света и слышится шум воды.

Обычно… я не имею привычки вламываться к девушке в душ без приглашения. Но сейчас я на