— Да, куда ни кинь, всюду клин, — вздохнул Илья. — И людей опять не предупредишь: кто в такие пророчества поверит?

— Теперь выбирать не приходится, ребята, — заключил Антти. — По крайней мере из гостиницы до вашего возвращения никого нельзя выпускать.

Двоих молодых духов отправили вместе с гулем вперед, чтобы он не сбежал по дороге, другие поехали с Ильей. Хейкки захватил остро заточенный кол, сам Илья взял нож, а остальные парни, по-видимому, рассчитывали на собственные клыки и когти.

След гуля вел к большому кратеру на заливе — летом в нем был мягкий светлый песок за дюнами и соснами. Духи утверждали, что эти пески обладают исцеляющей силой, но могут и затянуть внутрь, если человек тяжело провинился перед высшими силами. Сейчас кратер был покрыт снегом и льдом, но Илья, даже мельком взглянув на него, почувствовал исходящие вибрации, словно глубоко под белым панцирем ворочались замурованные тела. За разговором с духами он немного отвлекся от тяжких предчувствий, и наконец впереди показалась большая кирпичная ограда, за которой высились черные стволы деревьев. Оставив машину у залива, он пошел к воротам. За ним проследовала Накки и четверо парней — к Хейкки и Юхе присоединились лесовик Аарто и водяной Яри.

Гуль не обманул: калитка оказалась открытой, но пройти незамеченными до особняка им не довелось. Уже смеркалось, но сейчас тьма будто одним махом накрыла участок, и только несколько фонарей вдоль аллеи помогали не сбиться с пути. Дом, грубо вытесанный из серого камня прятался в углу усадьбы, за раскидистым деревом. Никаких украшений и излишеств: распахнутые двери зияли как пасть огромного зверя, а мелкие окошки светились подобно его желтым зловещим глазам.

— Знакомый запашок, — прошептал Юха, и Илья невольно поежился от воспоминания.

Вдруг послышался хриплый собачий лай и скрежет когтей. Илья вообразил свору, рвущуюся с цепи где-то в недрах этой каменной пещеры, и крепче взялся за рукоятку ножа.

На крыльце зажегся мертвенно-серый свет и показалась фигура хозяйки, крупная, но стройная, вся в черном от платка на голове до кончиков сапог, выглядывающих из-под платья. Выделялось бледное лицо, на котором блестели темные глаза и такие же губы, на которых будто запеклась кровь.

Подойдя ближе и присмотревшись, Илья на миг подумал, что хозяйка общины, уничтоженной им год назад, восстала из мертвых, — так жутко походила на нее Хафиза, пусть и гораздо старше, в своей звериной злобе и больной красоте. А может быть, отравленный воздух усадьбы пробуждал в нем тяжелую память.

Хафиза безмолвно выхватила из-за спины пистолет и устремила в сторону молодого колдуна. Но Накки быстро шагнула вперед и заслонила Илью.

— Не надо, Хафиза: ты не доберешься до него и без толку потратишь пули на нас. Сохрани хоть одну для себя, если хочешь уйти красиво, — насмешливо произнесла водяница.

— Зачем тебе это нужно, демоница? — прошипела Хафиза. — Почему ты прислуживаешь ему — человеческому мужику, самому грязному, тупому и прожорливому существу на свете? Мы же для них не более чем кусок мяса, из которого они вытягивают кровь и соки, а потом бросают гнить! Неужели ты надеешься, что он какой-то особенный?

— Я надеюсь только, что он будет счастлив, — ответила Накки. — А сегодня, по крайней мере, останется жив. Но ты этого уже никогда не поймешь, хоть тебе и положено по природе. Брось пистолет, не будь еще и трусихой!

— Ты же не думаешь, деревенский ведьмак, что я просто так дамся вам в руки? — усмехнулась Хафиза, но тем не менее бросила пистолет. — Пусть у меня не все получилось здесь, но мир большой, и я еще намерена его удивить! А те, что остались за бортом, мне давно были не нужны, я их придерживала из чистой жалости.

— Ох врешь, Хафиза, — улыбнулся Илья, выходя вперед. — Про жалость ты и понятия не имеешь. Может, хоть теперь признаешься, что произошло с Амиром?

Лицо Хафизы потемнело, бравада оставляла ее, а накопившаяся усталость ослабляла блоки, за которыми скрывалась человечья аура. Илья поднял и сжал руку в кулак, так что у нее на миг перехватило дыхание, а в памяти пронеслись образы далекого прошлого, которые колдун мог видеть не хуже ее самой. Даже чувствовал запахи чужого жилища, от которого, наверное, уже и воспоминаний не осталось, — сухая южная земля, раскаленный камень, дымок бахура, острый рис, тягучие медовые сласти. И острее всего — запах молока и чистой детской кожи.

Ведьма пошатнулась, выставила ладони вперед, чтобы отгородиться от угрожающего морока, прошипела какие-то неведомые Илье слова — смесь заклинаний и густой брани. Тем временем он разжал кулак, и аура разлилась в воздухе, словно кровь, приманивающая акул в открытом море. Нечисть, разумеется, учуяла эту кровь, но и Хафиза тоже — и из ее горла вырвалось уже не шипение, а истошный озлобленный крик.

На ее голос из-за дома выбежали большие черные собаки. Из их пастей с огромными красными языками исходило гнилостно-кровяное зловоние, сверкающие глаза также были налиты кровью. Не теряя времени, они кинулись на пришельцев, но те не растерялись — Илья вонзил нож псу в горло, едва тот ухватил его за штанину, Хейкки ударил другого пса колом в глаз, Юха и Аарто просто сворачивали им шеи и челюсти. Даже удерживая своих зверей внутри, лесовики сейчас были страшны.

Они быстро прикончили фамильяров Хафизы, но ведьма и не рассчитывала на иной исход, — этим она лишь надеялась утомить незваных гостей и выиграть время. Хафиза выхватила из кармана широкого платья какой-то большой пузырь, раздавила его между пальцев и он разнесся по воздуху мерцающей пылью, от которой у Ильи моментально заболели глаза и запершило в горле. Затем ведьма щелкнула зажигалкой и клубы пыли превратились в пламя, переливающееся красным и холодно-синим цветом. На миг оно заволокло весь участок, но затем осело на землю и стало гаснуть на снегу.

Но теперь на месте особняка высилась небольшая скала с вырубленной пещерой. Проход был задрапирован соломой и сухими травами, по бокам торчали колья с черепами и окровавленными головами, с которых еще не облезли клочки кожи. Их обвивали змеиные тела, в воздухе роились жирные черные мухи. По земле растекалась лужа крови и еще какой-то зловонной жидкости, ровный заснеженный грунт превратился в иссушенную серую почву, вместо фонарей светились глаза ночных птиц и летучих мышей.

И сама Хафиза больше не была ухоженной зрелой красавицей с Востока: перед Ильей стояло высохшее, словно мумия, существо, с голым черепом, пергаментной кожей, острыми зубами и провалами вместо глаз, в которых лишь блестели злые холодные огоньки.