— Папа, а какой у тебя был самый лучший Новый год? — спросил Ян, потеревшись красной щекой о плечо отца.

— Наверное, первый, который я отмечал уже с тобой. Тогда ты был совсем крохотный и до боя курантов тихо сопел в своей кроватке, а потом начали греметь петарды, ты испугался и заплакал. Пришлось долго ходить с тобой по комнате и укачивать. Но я все равно в ту ночь смотрел на тебя и балдел от радости.

— А в следующий раз возьмешь меня с собой на колдовство?

— Смотря какое, — твердо произнес Илья. — И вообще, Ян, не надо лишний раз тревожить высшие силы и лазать по незнакомым мирам. Ради спасения других порой стоит рискнуть, а так — нет ничего лучше спокойной человеческой жизни, ты уж мне поверь.

«Но я буду спокоен не ранее чем самолично увижу трупы Латифа и его Малефики» — мысленно добавил он и решил на следующий день отвезти сына к бабушке.

Гостиница тоже преобразилась: Сату, которой пришлось взять на себя многие дела отца, предложила вынести часть столиков во двор, наподобие уличной террасы в городских кафе. Постояльцы наливали себе чай и кофе из самоваров, блестевших на солнце, угощались румяными пирожками с повидлом и подолгу смотрели на небо, отогреваясь долгожданным солнцем.

— Представляю, как сейчас бесится Хафиза! — промолвил Илья, когда они с Накки гуляли по двору. Ян бегал поблизости наперегонки с Кави и бросал ей мячик.

— А мне и представлять не надо, я ее утром проведала, — усмехнулась водяница. — О, это стоило видеть! Она выпорола своих служанок до крови — у нее плеть по старинному лекалу, со свинцовой нашивкой, — а телохранителя и любовника разукрасила лезвием. Судя по шрамам у него на плечах, она каждый раз так помечает свое плохое настроение. Если у нее еще есть ваши женские дни, то не завидую ему в это время!

— И тебе все это кажется веселым? — вздохнул Илья.

— Ну, жалеть их я точно не собираюсь: каждый из них по ее приказу убьет тебя без раздумий, — напомнила Накки. — Так что пусть, пусть она сама их калечит, прежде чем они попадутся на твоем пути! Если уж она вконец обезумела и не понимает, что похоронит себя как колдунью и без нашей помощи.

— Нет-нет, этого я не упущу, — улыбнулся Илья. — Я просто обязан посмотреть ей в глаза и сказать, что хреновая из нее получилась ведьма, и даже у Гелены гораздо больше таланта.

— У Гелены, значит? — прищурилась водяница. — Знаешь что, пусть Ян еще поиграет с ребятами, а мы пойдем в одно уютное место, которое я не успела показать тебе до морозов.

Идти пришлось не так уж долго — шаг стал гораздо легче, а воздух казался сладким подобно сливочному пломбиру. Зимний лес под лучами солнца переливался золотистыми, кремовыми, нежно-сиреневыми оттенками. Накки провела Илью по тропинке, скрытой за сломанным деревом, и они оказались перед большим озером, от которого шел белый пар. Оно пряталось между несколькими валунами, которые оказались подобиями человеческой головы в разном возрасте, от младенца до морщинистого старика.

— Их тоже высекли духи? — спросил Илья восхищенно.

— Да, но очень давно, — улыбнулась Накки, — это, вероятно, были наши деды. Идолы помогают нам охранять землю от запустения и очищать воды от всякой дряни, а еще дают отдых. Люди сюда не ходят, и мы вволю купаемся, играем и любуемся этой красотой.

— Что, и сейчас искупаться можно?

— А ты попробуй сам, — загадочно сказала девушка. Она сняла сапоги, скинула меховой палантин и длинное шерстяное платье, оставшись в тонкой шелковой сорочке. Откинув назад волосы, Накки поманила Илью к себе. Но он замер на несколько секунд, не сводя глаз с ее гибкого тела, обтянутого серебристой тканью и похожего на прекрасную ледяную статую. Только Илья знал, какое пламя таится под этим серебром. За прошедший месяц они, конечно, спали вместе, но тревога и усталость омрачали наслаждение и оставляли горький осадок. Поэтому теперь он хотел упиться каждым мигом созерцания ее тела, обоюдных неспешных ласк и исступленного соития. Холод здесь совсем не ощущался и Илья спокойно разулся, сбросил куртку на снег, снял свитер и брюки. Затем стянул белье и привлек водяницу к себе, вдохнул знакомый аромат яблок и свежей травы.

— Знаешь, какой ты красивый? — тихо спросила Накки, проводя ладонью по его бледной коже. — Настоящий викинг, пахнущий морской солью, медом и кровью, о котором грезит любая женщина…

— Ты преувеличиваешь: в роду у меня были сплошь крестьяне да ремесленники, — улыбнулся Илья. Не ответив, она прижалась к нему всем телом, с удовольствием ощутила мужское напряжение. Дева спустила сорочку с плеч и нагая выступила из шелковых складок, совсем как в их первую встречу.

Желание так обожгло Илью изнутри, что он уложил Накки прямо на ворох одежды, принялся целовать ее щеки, шею, грудь, на которых таяли и растекались льдинки. Он невольно глотал их, ощущая нежный вкус ее кожи, но ему становилось только жарче, словно они чудом оказались у ласкового южного моря, на белом песке, под небом, усыпанным звездами. Распалившаяся от поцелуев и игр Накки притянула Илью к себе и сама стала ласкать его торс, пробираясь все ниже, то осторожно касаясь подушечками пальцев, то властно надавливая.

Илья блаженно вздохнул и притронулся к ее бедрам. Она вздрогнула, прикусила губу: вероятно, проникновение было чересчур жадным и напористым, будто он хотел стереть с них обоих налет мертвого колдовского мороза, содрать липкое наваждение, пришедшее из самого ада. Но Илья сразу сгладил боль и неловкость теплым поцелуем в губы, провел по ее лбу и щекам, коснулся подрагивающих век. Нетерпение было так велико, что он вскоре изошел и в полудреме опустился ей на грудь, раскрасневшийся, мокрый, бесстыдно счастливый, словно сытый зверь, нежащийся рядом с самкой.

— А теперь нам все же стоит перебраться в воду, — шепнула Накки, лукаво улыбаясь, и Илья услышал приближающиеся голоса. Едва они укрылись в горячем водоеме, как на берегу появилась стайка девушек с длинными распущенными волосами и несколько парней. Илья узнал водяниц с лодочной станции, и они