Вдруг вода забурлила, словно выплеснувшись из огромной скважины, и вытолкнула его из тоннеля. Илья огляделся — вокруг снова царила ночь, но мирная, спокойная, обволакивающая бархатной синевой и тихим ветерком, от которого пробегала рябь по прозрачной воде. Пахло сиренью, иван-чаем, кислыми дикими яблоками. Он выпустил кувшинки и они поплыли вдаль, подгоняемые душистым летним воздухом, туда, где в водной глади отражалась золотистая полная луна. Стоя по грудь в воде, уже в человечьем обличье и совершенно голый, Илья впервые за долгое время дышал свободно и видел чистое небо, от его прозрачности слезились глаза, а от нежного вкуса летней ночи болело сердце. Вскоре его стало клонить в сон, сладостный покой водоема затягивал уставшее тело в свои объятия, цветочные ароматы дурманили голову. Веки тяжелели, мысли путались и лишь на краешке сознания что-то тревожно ныло.

«Обернись!» — вдруг отчетливо донесся до него чей-то голос, неуловимо памятный. Илья вздрогнул, посмотрел назад и увидел, что отверстие тоннеля медленно закрывается зубчатыми створками. Быстро преобразившись, он с шумным плеском поплыл обратно и еле успел проскочить в темный коридор, прежде чем острые зубцы задели чешую.

Уже на последнем издыхании колдун достиг пробоины, через которую проник сюда, и сверху послышался знакомый лай Кави и хриплое карканье ворона. В одно мгновение он скинул личину, вынырнул, уцепившись рукой за край ямы, и его ослепил невероятный по силе свет, пронизывающий до костей.

— Велхо! — донеслись до Ильи знакомые голоса. Он лежал на снегу в той же теплой куртке и сапогах, целый, хоть и нестерпимо уставший, и боялся открыть глаза, обжечься этим вырвавшимся на свободу светом. Кави лизала ему руки, кто-то хлопал по щекам и шее, растирал снегом и силился поднять за плечи. Наконец он решился и взглянул на солнце, ознаменовавшее середину зимнего дня, — число Илья пока не мог вспомнить, как ни силился.

Глава 31. Время платить по счетам

Сначала Илья понял, что у него жутко болит голова, затем кое-как повернул ее и увидел сплошное мутное стекло. Что это — гостиница, родной дом или все еще параллельный мир? Резь в глазах, едкий привкус во рту — кажется, от каких-то снадобий. Сил не было совсем, будто его иссушили до капли. И абсолютная гулкая тишина, как если бы мир действительно вымер от холода, испустил дух во сне и остался в темной вселенной мерцающим белым пятнышком.

«Неужели нас больше нет? — пронеслось в голове. — Но тогда откуда боль? Или так теперь будет вечно?»

Стекло начало оттаивать, окрасилось в темно-синий, затем вдали загорелся приветливый желтый огонек, как маяк посреди океана. Когда Илья последний раз видел такую безмятежную синеву — месяц назад или больше?

«Месяц… Старик… Новогодняя ночь…»

Наконец все стало складываться, хотя каждая мысль давалась с болью. Он огляделся, узнал комнату, пахнущую сухой травой, лесными ягодами и дымом летнего костра. Постель, уже ставшая родной, раскладное кресло, в котором спал Ян — под его глазами Илья разглядел темные круги, тонкая мальчишеская рука свесилась из-под одеяла вниз. Накки свернулась клубком у Ильи в ногах, как нередко делала и раньше, разметавшиеся светлые волосы совсем закрывали ее лицо, но он слышал тихое мерное дыхание. Хейкки и Юха сидели прямо на полу, у стены, и дремали, привалившись друг к другу.

Попытавшись подняться, Илья шумно выдохнул: боль разлилась по телу и в груди неприятно расперло. Накки встрепенулась и уставилась на него лихорадочно блестящими глазами.

— Ты проснулся, — тихо сказала водяница и коснулась его руки. — Кожа теплая, но жара у тебя нет, значит, все дурное ушло.

— А заклятие? — прошептал он.

— Заклятия больше нет, Илкка. Нет, до весны еще далеко, мороз отступит не сразу, иначе талая вода все затопит. Но мы северяне, мы это выдержим — ты согласен?

— Заклятия нет, — повторил он словно в полузабытье. — А долго я так провалялся?

— Меньше суток, — улыбнулась Накки, — ты же молодой и сильный, да и защита у вас была надежная. Я только немного тебя омыла, чтобы остатки мертвой ауры выгнать, а дальше ты сам справился.

— А что с Антти? — спохватился Илья.

— Вот старику тяжелее пришлось, он до сих пор без сознания. Но не волнуйся, о нем хорошо заботятся, и он у нас живучий, прошел огонь и воду, а теперь и нижний мир.

— Да, хотел бы я знать, что он повидал в Туонеле, — задумчиво сказал Илья. — Значит, мы с ним так и не встретили первый восход солнца?

— О да! — шутливо вздохнула девушка. — Слушай, тебе самому пора оттаять и наконец расцвести! Заклятие-то снято, а вот когда уйдет твоя собственная зима?

— Я обещаю, русалочка, — заверил Илья и обнял ее. Он понимал, что вроде бы самое время вдохнуть полной грудью, но сонная одурь Туонелы будто не хотела его отпускать. А может быть, милосердно обволокла его рассудок, чтобы триумф не обернулся болезненным шоком. И лишь когда проснувшийся Ян побежал к отцу и втиснулся между им и Накки, слезы подступили к глазам, внутренний нарыв вскрылся, а кошмары нижнего мира остались позади.

Люди в гостинице и за ее пределами не знали о заклятии, но радовались солнцу как чуду, началу новой жизни. Всем казалось, что морозы и туман отняли у них не месяц, а несколько лет и огромный кусок здоровья. И они снова спешили жить: гуляли, слушали музыку, катались на лыжах, без конца перезванивались с родными и друзьями из других городов, которые были наслышаны о питерской аномалии. Илья лишь улыбался и переглядывался со своими приятелями-духами, слыша обрывки разговоров и читая новостную ленту, полную осторожного оптимизма.

Лариса с детьми, конечно, пока не могла проникнуться этой радостью, но и ей с возвращением солнца стало немного легче. Мила тоже начала приходить в себя, а Никита пока не вполне осознавал случившееся — видимо, его душевная связь с отцом так и не успела окрепнуть.

Ждать выздоровления Антти пришлось