Никого не найдётся сильней и отважней – до самого края земли.

Да.

Всё ради моей судьбы. Ради того, чтобы она сбылась.

Почему же Килч никогда не пытался приблизить эту судьбу, не говорил правды, почему же после того, как эта судьба прозвучала, стала известна всем, смотрел так безнадёжно? Тень того безнадёжного взгляда сквозила в глазах Килча и теперь, сквозила тоской, прощанием навсегда. Это злило. Словно всё предрешено, словно судьба Анкарата ведёт не к блистательной славе, победе, свободе, а к неминуемому крушению. Но тоска перемешивалась с гордостью, радостью передать знания, которые Анкарат столько лет отвергал. Это… нет, чувства, которое будила эта гордость Килча, его готовность терпеливо объяснять, снова и снова менять свойства воздуха, воды, металла, Анкарат не знал. Но оно было приятным. Тёплым.

Выучить знаки так, как учил их Гриз, Анкарат не пытался. Слушал их сердцем, запоминал форму и суть. Узнавал животное, глубинное, раскалённое эхо в голосе солнца, в сердцах Сада-на-Взморье, в течении подземных вод. Эти знания помогали и на тренировках: яснее и чётче стали движения ребят звена, голоса их оружий. Даже атаки Башарэда удавалось теперь отбивать, обойти его оборону, коснуться клинком стыка доспехов под рёбрами или шеи под подбородком – один раз из четырёх, но получалось!

Но главный смысл обучения был в том, чтобы понять знаки городов.

Города-сердца, говорил Килч, лежат на земле как цепь. Можешь представить, что это цепь Отряда.

В каждом – Благословение и Проклятье. Каждый город – осколок Пути древнего народа (на этих словах Гриз прятал глаза, принимался ожесточённо черкать в книге). И твой путь… попробуем сделать так, чтобы он соединил эти осколки снова. Для этого нужно понимать их суть. Каждый город прячет сердце тщательно и ревниво, но главное нам известно.

И Килч говорил о городах, а воздух, вода, камень, свет перед ним менялись, впитывали эхо слов, откликались на движения рук.

Сад-на-Взморье – плодородный оазис с множеством сердец. Ты уже знаешь. Благословение отгоняет голод и жажду, защищает жителей в скверные времена. Но сердце этой земли, её главный узел, порыв, из-за которого город возник, – страх боли и невыносимый голод. Земля эта только кажется безмятежной. Она жадная, ненасытная, её спокойствие, сладость воздуха, лёгкий золотой свет требуют множества жертв, у подземных вод здесь вкус крови. Ты смог заключить договор, Анкарат, потому что в кольце оазиса этой земле тесно, её корни подтачивает жажда, в глубине – кровь, а в жилах людей – вода. Город и его Проклятье слышат: ты пойдёшь дальше, дашь новых людей, утолишь жажду. Так и будет. Мы изменим границы, и жажда отступит.

Килч нахмурился на последних словах, договорил вполголоса: «Я надеюсь».

Медный город (Гриз вскинулся, вздрогнул) тебе, наверное, понравится. Там живут непокорные люди, каждый жаждет собственной судьбы. Там нет роскоши, богатства и красоты, ни садов, ни пастбищ, живут они торговлей, а чаще – контрабандой и грабежом.

– Почему это должно мне понравиться? – перебил Анкарат. Из-за Ариша решил так?! – Нет, мне совсем не нравится!

Килч улыбнулся тепло и устало, продолжил.

Всё, что мы знаем об изменениях металлов и механизмах, когда-то узнали там. Люди Медного города могли бы соперничать с нами в силе, оружии – но не могут. Они меньше других привязаны к родной земле, каждый в любую минуту готов сорваться, двигаться за собственной судьбой, и никто не станет его удерживать. Это ведь тебе по душе, правда?

Но это и делает их уязвимыми. Считается, что структура города слабая, магических опор в нём немного. Поэтому Аметран верит: хватит одной стремительной атаки. Будем надеяться, так и есть… но… ты помнишь? Каждый город прячет сердце отчаянно и ревниво. Мы не можем знать всё, пока не окажемся там.

Если Сад вырос из голода, а Медный город – из непокорности, Изумрудная Печать – порождение усталости от Пути. Один из трёх крупнейших городов, изобильный, незыблемый, похожий на лабиринт. Сущность его элементов нам неизвестна, броня, за которой прячется сердце Печати, несокрушима. Считается, Основатель Печати отверг Путь как явление. Это мешает развитию города. Жизнь его каменеет, замедляется с каждым оборотом. Говорят, горожан мучает какая-то неизвестная хворь – Печать это подтачивает, но не разрушает. Этот город настолько богат, что может в избытке добыть любые ресурсы, решить любые проблемы.

Но для победы в войне этого может и не хватить. Победу не купишь.

Потому что наш город – особенный. И наша сила, и ты – как её воплощение. Город Старшего Дома основали несколько людей старшей крови. У него несколько Благословений и Проклятий – без счёта. Все они заключены в сердце Вершины, с ними люди Отряда сражаются каждую Тьму.

В сердце Города Старшего Дома сплелось несколько сил, но главное для нас сейчас – связь с сутью земли, то, что ты зовёшь подземным солнцем. И…

– Сила изменений, – выдохнул Анкарат, а вдохнул, показалось, воздух каньонов. Так близко прозвучал голос Атши, впервые сказавшей эти слова. Килч кивнул, приготовился говорить дальше, но Анкарат его перебил:

– Ты говоришь, три крупнейших города. Какой третий?

Килч помрачнел, помедлил. Но всё-таки ответил:

– Город Чёрного Огня. Но туда вы не пойдёте. Надеюсь.

Рассказывать не захотел, но тут вмешался Гриз. Голос его, иссушенный печатью, с каждым словом набирал силу, словно память о рассказах Атши подпитывала его.

Чёрный Огонь – город самых искусных магов, колдовства, обретающего невообразимые формы. Единственный город, который создали не просто люди Пути, а их Путеводная. Она обрекла древний народ блуждать без направления. С тех пор их дороги расплелись на множество нитей, множество маленьких племён. Говорят, где-то эти дороги сходятся – но соединиться, как прежде, не могут. А Путеводная правит в Городе Чёрного Огня до сих пор, её сила и суть передаются новой колдунье раз в поколение так же, как суть Старшего Дома переходит с кровью и просыпается после особого ритуала. Как и у Правителя Города Старшего Дома, у Путеводной нет другого имени и другой сути. Отвергнув Путь, она смогла изменить магические