о квартале, о маме, об Испытании и смерти Китема, о клятве, о том, что совершил Гриз, о том, что печать убивает его. Сила города шумела в голове как вино, слова путались, он сбивался, хотел остановиться, но город слушал, и Амия слушала. В её тёплых глазах плескалась тревога, ресницы потемнели от слёз, и несправедливые мамины суждения подхлёстывали говорить дальше – к счастью, о них Анкарат сумел промолчать.
Но стоило сбиться – все слова иссякли, словно Анкарат отсёк их от себя. Амия скользнула к нему на колени, коснулась лбом его лба. Поцелуй её был светлый, яркий, целительный. Голос города закружил, закачался вокруг, Анкарат прижал Амию к себе, его и её пульс переплелись, оба их сердца звучали с сердцами Сада, и Сад расцветал, набирал силу, уходил на глубину и начинался снова, снова, снова – как и они.
После Амия сказала: ты столько пережил, ты такой сильный. Сказала: твой друг верит в тебя, потому пошёл за тобой и продолжит идти, он видит, какой ты на самом деле, он не отступит и не предаст. Это его выбор. И, помедлив, прильнув щекой к его груди, так тихо, словно хотела поговорить с его сердцем, прошептала:
– Я знаю, ты уйдёшь, но пусть мы встретимся снова, хочу это чувствовать, быть с тобой.
Сказала всё, что он желал услышать.
До сих пор они не говорили о расставании, и оно словно не существовало – Анкарат стыдился, что не задумался раньше. Утром отправился к Тории – тот проводил время в одном из внутренних садов дворца. Как и в зале, где обосновался Килч, растения здесь сплетались прямо на белом камне, кажется, росли из него, но ощущение магии оставалось разбавленным, подслащённым. Солнце било в полукруглые огромные окна, всюду слышался плеск воды, сам Тория устроился в беседке из светлого дерева с вином и парой наложниц – когда появился Анкарат, обе исчезли, как сорвавшиеся с ветвей птицы.
Не окружённый людьми Отряда и полупьяный, Тория выглядел ещё более жалким – уже не заложник и точно не градоначальник, просто растрёпанный тип с масляными глазами и в пёстрых тряпках. Противно, что он может решать судьбу Амии – но как иначе, всё-таки старший брат, отвечает за город, дворец, всё, что в нём есть.
Анкарата он слушал рассеянно, запивал кивки прямо из кувшина и никак не мог остановить взгляд:
– Что, хочешь связать свою судьбу с Амией? Молодец, честный малый… Пусть наша земля на тебя и… и… злится… но какой выбрать ритуал? Ваш или наш? Они отличаются? Никогда этим не интересовался, а теперь… – Рассмеялся, икнул, глотнул вина – и вдруг поперхнулся, сбился: – Подо-жди, нет, что-то не так… точно! Ты должен спрашивать не у меня. У вашего… нашего… у Правителя. А так, я не против. Хочешь выпить?
Анкарат отказался, решил: рядом с этим уродом Амия жить не будет.
Попросил о встрече с Правителем – и теперь выслушивал, как Аметран пытается доказать, что доверить Анкарату ответственную задачу – излишний риск, что без должного руководства его поступки легко предугадает не только он, но и любой противник.
– Не твоя забота, – повторил Правитель. – Пока думай о том, как научить чему-нибудь местных и сформировать новые звенья Отряда. С ними может возникнуть куда больше проблем, чем с Анкаратом. Верно? Ты ведь не собираешься создавать Аметрану проблемы нарочно?
Произнёс насмешливо, так по-человечески. Анкарат мотнул головой:
– Если он не будет мешать.
– Вот и славно. Можешь идти, Аметран. Потом обсудим подробнее.
Аметран чиркнул по лицу Анкарата мёртвым выцветшим взглядом, сдержанно склонил голову и исчез.
Правитель задумчиво смотрел на карту. Воздух сгущался, его тень лежала поверх очертаний земли как широкая пропалина.
– Сильно волнуется за тебя и твоё звено. Трогательно. О чём ты хотел поговорить?
– Мой друг, Гриз…
– Мальчик из древнего народа.
– Да. Ему тяжело из-за печати. – Анкарат злился на себя, что заговорил об этом, ведь Гриз верил: печать необходима. Но как промолчать? Должен быть другой путь, без клейма и страданий. – Килч должен был рассказывать. Гриз ведь уже доказал свою надёжность?
Правитель отсёк вопрос тяжёлым жестом:
– Ты доверчивый. Доказать тебе надёжность несложно. Я сужу иначе. Но не волнуйся. Килч поможет ему. Если твой друг способен справиться с силой, это случится здесь. Если нет… когда просил Рамилат о печати, сказал: «Жизнь без магии мне не нужна». Его выбор. – Помедлил, нахмурился: – Но это не всё. Ты хочешь что-то ещё.
Несправедливость ответа царапала, жгла, но когда будет другой шанс поговорить с ним?
Анкарат глотнул золотого воздуха, прислушался к сердцам города, к солнцу.
Признаться в этом Правителю оказалось сложней, чем Тории.
– Хочу связать судьбу с судьбой Амии. Ритуалом.
Об этом ли она говорила? Не знал точно, но верил: их мечты так же слитны, так же перекликаются, как стук сердец в сиянии силы города.
Правитель повернулся к нему. Его черты, словно вырубленные из солнечной руды, в здешнем свете казались ещё грубее и резче.
– Сильно этого хочешь? Уверен?
Что-то сквозило в его голосе незнакомое. Что-то, похожее на сочувствие.
– Да.
Правитель молчал. Его сила плавила свет, проникала всё глубже в землю, меняла русла потоков на глубине. Двигалась к солнцу – сквозь ветви и корни, сквозь стук сердец города, сквозь их шёпот.
Анкарат слушал, как движется эта сила, стиснув зубы и кулаки. Ждал ответа.
И Правитель ответил.
– Сначала, – обрушилось приговором, – исполни свою судьбу.
Никого не найдётся сильней и отважней
I
Ветер взвывал, баламутил пыль над землёй, в темноте, неотличимой от низкого, комковатого неба.
Судя по картам и чародейским приборам, они уже давно двигались мимо Хребта Земли – но в обрывках тумана, в загустевшем и мутном воздухе его было не высмотреть. Не высмотреть глазом, а прислушавшись сердцем, Анкарат различал грозную, густую тень, похожую и непохожую на тень Вершины. Тяжёлую, подпирающую небо. Различал запах металла, глубину и путаницу пещерных переходов, не раскалённых, знакомых, залитых багряным светом каньонных путей, нет – древних, гулких, высоких. Что-то пряталось там, в глубине, стоило бы узнать, приблизиться, послушать внимательней – Анкарат даже придержал Чатри.
Может, и правда свернуть, выяснить?.. Никто не остановит – он теперь остриё наступления, ближе к свободе, чем когда-либо прежде.
Хребет темнел за туманом, будто бы надвигался сам.
– Анкарат!
Мимо гарнизонного строя, взбивая туман и пыль, ехал Ритаим. Бег серой лошади казался замедленным, вязким – то ли из-за слишком