Аля желает мне только добра.

Как и почти все остальные участники этой истории друг другу. Сейчас мне, как внетелесному существу, доступна любая информация, поэтому запутанные, на первый взгляд, события предстают в стройной хронологии.

Моя мама. Разве она желала кому-то дурного?

Нет. Как и любой любящий родитель, лишь пыталась спасти дочь.

За ритуал подмены судеб заплачена страшная цена: она предала свои принципы, веру. Жить, полагая, что ты уберег своего ребенка ценой жизни другого, я бы не пожелала ни одному созданию на земле.

А мама существовала так годами, таская за спиной уродливый, страшный грех. Все, что она делала, было сделано из любви.

И конечно же маме очень не хотелось, чтобы жертва оказалась напрасной. Вот она и старалась держать дочку подальше от того, что представлялось непонятным, а поэтому угрожающим. От магии.

Выдать девочку замуж за хорошего мальчика, выкорчевать все лишнее. А если дочка не будет слушаться, поставить малышку в такие условия, чтобы неразумная девочка сама отказалась от «темного баловства».

О том, что это «баловство» стало частью меня, мама даже не задумывалась.

Или наставница – баба Марья. Я вижу, как старая ворожея сидит, склонившись над книгой. Строчки пляшут в ее глазах, буквы отказываются складываться в слова, а разум терзают убийственные для любого человека противоречия. Одна часть – та, что, сама того не желая, привязалась к ученице, кричит:

– Старая дрянь, останови все живо! Еще, быть может, не поздно.

Но сторона, которая раз за разом исполняет затверженную программу, парализует ведьму. Заставляет завороженно наблюдать за агонией молодой девушки. Творит то, что противоречит человеческой сути наставницы.

Уставший от напряжения мозг Марьи мучительно ассоциирует меня с Алей, а старое сердце заходится в аритмичной дикой пляске, для которой оно уже не предназначено.

Целительница, конечно же, тоже хотела «лучшего для ребенка». Она не жаждала ни власти, ни богатства, ни даже ворожбы. Марья мечтала, чтобы ее девочка была жива, здорова и самое главное – лишь бы у кровинушки получилось прожить хорошую жизнь.

Разве можно осуждать человека за такие намерения?

Конечно же то, как организовать дочкино счастье, Марье было известно лучше, чем кому бы то ни было. Поэтому она привязывала к себе душу «малышки» обращением к Силам – богам, а иногда и к демонам, а главное – чувством вины.

Месть колдунья тоже считает последним долгом перед несчастной дочерью.

Что думает об этом Аля, ворожея, конечно же, не задумывалась.

Буквально несколько часов назад, перед тем как покинуть физическое тело, я считала, что мир рушится и сходит с ума от того, что люди чересчур жестоки или равнодушны.

Сейчас вижу: беды происходят и там, где искренне желают друг другу только добра.

Противостоять маньяку с оскаленным лицом куда проще, чем обезоруживающей силе любви. А душевная формулировка с дешевой открытки с пожеланием всего самого «лучшего» может работать не хуже сильнейшего проклятья.

Потому что «лучшее» для каждого человека свое.

Я ловлю взгляд бесконечно печальных глаз Али.

Бесполезно спрашивать, чего хочет ее душа, – я это давно поняла. Исследовать новое, воплотиться где угодно, только не на земле.

Дело в другом. Чего хочу я?

Действительно ли отправиться вместе с ней мое искреннее желание? Стать бестелесной, унестись прочь от родного мира?

Да, в последнее время жизнь вовсе не была похожа на сказку. И, наверное, никогда не была. В последние недели я видела столько ненависти, сколько не встречала за всю свою недолгую жизнь. Но кроме грязи и злобы в нашем мире есть нечто иное…

Я не знаю, обладает ли Земля сознанием. И если да – есть ли ей дело до маленькой, не очень могущественной ворожеи. Может, от долгого пребывания в качестве бестелесного существа я тронулась рассудком. Но мне кажется, будто со стороны земли раздается едва различимый шелест. Родной мир… он зовет меня?

Наверное, «зовом» это назвать чересчур громко.

Но там, на земле, несколько человек напряженно думают обо мне. Вначале их мысли кажутся бессвязным бормотанием. Однако, если замереть и сосредоточиться, можно вычленить среди хора отдельные голоса.

Самый отчетливый принадлежит моей маме. Он дрожит от страха, то и дело срывается на тихий и скорбный плач. Как и я, мама лежит в колдовской дреме. Но напрасно Никита и Лиза думают, будто погрузить человека в сон в таком состоянии – проявление милосердия.

Какую бы сладкую грезу ни соткали маги, сознание, которое слишком долго находилось в страхе, превратит ее в ядовитый кошмар. Теплая уверенность, будто дочка вернется, навеянная колдовским мороком, трансформируется в навязчивую идею. А прогулка на лоне природы с любимой кровинушкой – кадры из фильмов ужасов.

Мама, будто героиня из древней сказки, продирается сквозь темный лес. Деревья тянут к ней колючие сучья, еловые ветки хлещут по лицу, но она терпеливо сносит боль. Путница щурится, что-то высматривает. Вдруг вдалеке мелькает родной силуэт.

Вначале мама недоверчиво вздрагивает. Моргает – но образ дочери остается на месте.

– Лика, – зовет она и ускоряет шаг. Силуэт оборачивается.

– ЛИКА! – Мама бежит к своей грезе, и кажется – вот-вот поймает ту за руку. Но перед тем как ее пальцы успевают коснуться дочери, фантом ускользает, растворившись в лесной тишине.

После этого мама сгибается, чтобы чуть-чуть отдышаться. Плачет. Тщетно пытается успокоиться. Но стоит выровняться дыханию, вдалеке вновь появляется дорогое сердцу видение. И мама вновь бросается в свою бесконечную и бессмысленную погоню.

Она – не единственная, кто хочет, чтобы я поскорее вернулась домой. Эрик, мальчик, с которым мы когда-то любили друг друга, тоже зовет.

После общения с бывшими друзьями, их обвиняющих взглядов и едких реплик он раздавлен. Удобная сказка, в которой парень жил, рушится: Эрик стыдится даже посмотреть на себя в зеркало. Неважно, как его воспринимают преданные прихожане, восторженные ученики и даже девушка, которую он осмелился впустить в свое сердце.

В отражении Эрик увидит обычного шарлатана, предателя, труса. Так, как парень обзывает себя, не называла его даже я, когда сгорала от обиды и гнева.

Эрик отменил и свидание с новой подружкой, и очередной семинар – сослался на внезапное недомогание. Он и правда выглядит неважно – побледнел настолько, что сейчас для выступлений не понадобился бы и грим.

Перед внутренним взором самопровозглашенного гуру проносятся не просветляющие видения из медитаций, а самые светлые моменты нашей любви. Они