Тэруми скрестила руки на груди и со злой усмешкой взирала на гнев Лайи.

— В Верховную ведьму решила поиграть?

Лайя подскочила и со всей силы толкнула её. Тэруми не успела среагировать и полетела в воду.

— Не говори того, о чем потом пожалеешь, — предупредила её Лайя, сверху вниз смотря на сыплющую ругательствами сестру. — Это не ты сейчас, а твоя тьма.

Тэруми схватилась за оружие — Лайя накинула на себя купол. Обе замерли, сверля друг друга злыми взглядами. Лайя не выдержала первой и закричала:

— Чертова эгоистка! Чем ты думала, когда забирала её магию?

— Она забрала моего Кыта! — выпалила в ответ Тэруми.

Лайя набрала в грудь воздуха, собираясь парировать, но слова вдруг застряли. Вспомнилась нежность в глазах сестры, когда та говорила про своего Кыта. Вспомнилось, как ласково она называла души «мои ребята», как считала и их семьей. Осудить её не посмела.

— Мне жаль, — тихо сказала Лайя и развеяла купол, а потом опустилась на пол и зарыла пальцы в волосы, убирая растрепавшиеся локоны.

Резкий переход обескуражил Тэруми. По щекам почему-то побежали слезы. Где-то в груди стало тесно. И очень, очень больно. Все эти дни, которые сложились в месяцы, она горела жаждой отмщения. Это словно продлевало её невидимую связь с Кытом. Но теперь всё закончилось. Месть принесла лишь мимолетную радость и оставила после себя ещё большую пустоту.

Тэруми закрыла лицо руками и горестно взвыла, каждой клеточкой тела ощущая свою потерю. Свою темную магию она никогда не принимала. Это была липкая мерзость, которая пожирала её душу и искажала характер. Дар, который она ненавидела. Кыт же был её частью. Был ею самой. Был…

— Ведьмочка, помоги мне… Мне так плохо… — тихо взмолилась она, чувствуя, что падает в бездну отчаяния.

Лайя зашла в воду и сгребла сестру в охапку, прижала к себе.

— Я с тобой, — зашептала она. — И всегда буду… Ты же мой дом…

* * *

Странно, но отпечатки темной магии растворились, оставляя кожу чистой. Любовь к Кыту помогла изгнать тьму из сердца. Тэруми точно знала, что черные полосы больше никогда не появятся на её теле. Это был первый и последний раз, когда она применяла темные заклинания. Она — танэри, а не ведьма. Так было. Так и будет дальше. Она научится сдерживать свою темную сторону и попросит Лайю сделать ей защиту от магии. Это позволит ей остаться человеком.

Разум окончательно вернулся к ней, и стало стыдно. Нет. Не за то, что сделала с Исалиэль, в этом решении Тэруми была четко уверена и повторила бы ещё и ещё. Стало стыдно за всё, что было потом. За кровожадные мысли по отношению к сестре, за желание причинить Фенрису боль, ведь он хотел вернуть эльфийке её магию. За то, что говорила и как себя вела. А ещё было боязно показаться на глаза Чонсоку. Он наверняка осудит её. И Фенрис… Его планы на Дэйлор теперь полетят в бездну. Эльфы, скорее всего, неоднозначно воспримут новость, что у них больше нет Верховной жрицы. Может начаться новый виток войны.

Тэруми обреченно выдохнула и едва слышно проговорила:

— Они меня убьют.

— Об этом надо было думать раньше, — укорила её Лайя. — Идем, уже ночь. Мы не можем прятаться в купальне вечность.

— Ты, если что, заступишься за меня? — робко спросила Тэруми, нервно поправляя перевязь с оружием. — Ну если Фенрис решит сделать из меня замороженного жука в ледяной глыбе…

Лайя тихо рассмеялась.

— Он, конечно, ругаться будет, но вредить тебе не станет. Да и Чон не позволит.

Тэруми не была в этом так уверена.

— Странно, что упырь ещё не вынес полгорода из-за своей принцессы, — задумчиво проговорила она.

Лайю возможная реакция Дария тоже волновала, но думать об этом прямо сейчас не могла.

Они покинули купальню и, прячась среди деревьев, добрались до дома Правителя. Едва видный отблеск от зажженных свеч в окне оповестил, что Чонсок и Фенрис там и ждут их. Тэруми помедлила у двери, собираясь с духом, а потом убрала с лица былую неуверенность и страх, набросила на себя невозмутимость и решительно открыла дверь.

На неё уставились две пары глаз. Холод в глазах эльфа ощущался на физическом уровне. Тэруми чуть сдержалась, чтобы не поежиться. Глаза любимого же смотрели на неё настороженно. Он остался сидеть в кресле, где был до этого, и внимательно изучал её. Выглядело так, словно он пытался понять: его это Руми или нет?

Лайя зашла следом и прикрыла за собой дверь. Молчание было таким тяжелым и осязаемым, что она не выдержала и осторожно спросила, почему-то шепотом:

— Как Исалиэль?

— Дома. Лоран дала ей успокоительных зелий, — обжигающе ледяным тоном ответил Фенрис, при этом не сводя обвиняющего взгляда с Тэруми.

— Дарий знает?

— Знает, — резко произнес он.

— И?! — разозлилась вдруг Лайя, чувствуя осуждение Фенриса и на себе. Да, она Верховная ведьма, но это не значит, что она может предотвратить всё то зло, которое делают её сестры!

— Мы с ним всё уладили, — с несвойственной ему отстраненностью и прохладцей сказал Чонсок. — Проблем быть не должно.

Лайя не представляла себе, как можно было уладить с эмоциональным Дарием этот момент, но облегченно выдохнула, решив не уточнять: слишком много информации сведет её сегодня с ума. Хватило и того, что уже было. А ведь ещё предстояла наполненная кошмарами ночь.

Стоять у двери было глупо, поэтому Лайя прошла дальше, и пока она решала, куда ей сесть, взгляд коснулся Чонсока.

— Чон! — ахнула она.

Скула воина была разбита, бровь тоже. Кожа на костяшках пальцев была повреждена — кулаки Чона явно знатно повредили чьё-то тело. Лайя вдруг поняла, как именно Чонсок уладил всё с магом огня. То, что предшествовало драке, Лайе даже в мыслях было страшно представить. Она лишь надеялась, что Дарий ничего не сжег и сам не пострадал.

Тэруми, которая стояла до этого, изучая взглядом стены, при возгласе сестры, метнулась к мужу. Вид его ссадин поднял у неё волну гнева:

— Я убью упыря! — И дернулась в сторону двери.

— Стоять! — коротко, как ударом хлыста, осадил её Фенрис. Тэруми невольно замерла.

— Ты сегодня и так наворотила дел, — устало добавил Чонсок. — Непонятно как теперь расхлебывать.

— Выгоните меня из города, — съязвила Тэруми, злясь и при этом раскаиваясь одновременно. — Возможно, такое решение вашим дорогим эльфам придется по душе!

— Не говори ерунды, — так же тихо и устало сказал Чонсок