А правильно ли лишать человека выбора?

– Слушай…

Она тихо вздохнула – словно ветер тронул траву. Анкарат продолжил:

– Я теперь отвечаю за гарнизон. Ты хорошо знаешь работу. Но безопасно ли возвратиться туда сейчас, я не знаю. Может, будет война. Может, тебе лучше остаться здесь. Ты потеряла место из-за меня, а я теперь на Вершине, ты мне помогла. Так что не бойся, деньгами я помогу.

Лати смотрела так же пристально, ясно. Молчала и хмурилась. Что он сказал не так? Наверно, обидел – решила, что сомневается в ней.

– Ты хочешь, – спросила, – чтоб я вернулась?

Хочу, чтобы с тобой всё было в порядке.

Чтобы ты жила жизнью, которую выбрала.

Как правильно?

– Тебе решать.

Но он и так знал её решение.

Гриз ждал возле двери квадратной комнаты – звать её своей Анкарат ещё не привык.

Гриз ссутулился, прислонившись к стене, смотрел в пол – словно ужасно устал.

Его понурый вид, серые тени под глазами, то, как он обхватил себя за локти – будто прятал тепло от ветра, – стёсывали сердце. Гриз тоже однажды пошёл за Анкаратом и пострадал. Под вышитым рукавом прячется клеймо – и оно, наверно, больнее клятвы.

Гриз точно понял: Анкарат его избегает, поэтому и пришёл, и ждал. От этого на душе было ещё паскудней.

– Случилось что? – буркнул Анкарат, собрался отворить дверь печаткой Отряда на запястье, но Гриз вскинулся и загородил путь:

– Нужно поговорить. – Верно, решил, что иначе Анкарат скажет: устал после тренировки, потом. Так уже было.

– Ну так и поговорим, раз нужно. Отойди.

Дом завораживал тем, как огонь двигался в рыжих стенах, приходил, стоило о нём подумать. Вот и теперь взметнулся в медных чашах, узнал, отбросил ночь. На глыбе-столе Джури оставил поднос с фруктами, вином, мёдом, ломтями мяса и хлеба в чёрном кунжуте. Есть не хотелось, но если не восстановить силы, завтра на тренировке будет непросто.

– Бери, – предложил он с набитым ртом. Мясо оказалось пряным и жутко вкусным. – У парня, который тут работает, семья с фермы. Всё отличное.

Называть Джури слугой не хотелось.

Гриз кивнул и принялся выстраивать виноградины знаками – больше не знаками из пещеры, как когда-то. Элементами, каких Анкарат не знал.

– Я сегодня Атши видел. Ничего так у неё дела, живёт в нашем доме, всё там разрисовала. А вот в самом квартале – не особо. Все злятся и трусят.

– Знаю, – вздохнул Гриз, – она мне писала. Я хотел рассказать, но…

Но я тебя избегал.

Ну да.

Ладно, хватит.

– Ты ведь знаешь? – Кровь застучала в голове, заглушила собственный голос. – Про клятву.

– Знаю, – кивнул Гриз. Смотрел серьёзно и прямо. – Ещё до Испытания… я боялся чего-то такого. Чего-то хуже. Но тебе это не навредит. Ты остался прежним. Я вижу. Я… потом скажу больше. Сейчас о другом.

«Скажу больше», – мелькнуло, исчезло, но Анкарат понял. Гриз знает не только о клятве. Гриз хочет понять, как её разрушить. Нет, не стоит надеяться зря. Это Анкарат должен понять, как помочь другу. Как исправить всё то, что случилось.

А Гриз сделал долгий вдох, словно собрался нырнуть в тоннель с разреженным воздухом.

И сказал:

– Если будет война, хочу отправиться с вами. Прошу, – вцепился в плечо, удерживая на месте, обрывая вопросы, – не перебивай. Я много об этом думал. Обо всём, что случилось. Я слуга Рамилат, потому меня пожалели. Не проходил Испытание, но до сих пор не знаю, что было бы, если б пытался пройти. Не хочу оставаться здесь, снова ждать, пока ты… хочу б-быть вместе… со всеми. Мы так давно… на этом пути. Всегда справлялись. Добрались сюда. И дальше… никто нас не остановит. Я смогу помочь. Знаю – смогу.

Анкарат хотел наорать на него и прогнать. Гриз – не боец, он боится боли и высоты, даже Дома он до сих пор боится. На войне, если будет война, ему нечего делать.

Но разве так справедливо?

Только Гриз никогда его не подводил. Никогда не оставлял. Всегда верил в путь, выбранный Анкаратом.

Но как согласиться?

– Не хочу, – выдавил сквозь гранитную тяжесть, тяжесть земли, Дома, потери, тяжесть родных улиц, теперь совершенно чужих, взглядов друзей, тоже ставших чужими, тяжесть исчезновения Ским, – чтобы с тобой что-то случилось.

Гриз улыбнулся:

– Я сразу увидел: наши судьбы похожи. А раз так, ничего не случится.

Зрачки его сузились, выдавая страх, но голос звучал ровно – и так отчаянно. Гриз не отступал прежде – и теперь не отступит.

VI

«Амия

Не знаю, что дальше.

Будь осторожнее».

Вывести три этих жалких строки оказалось сложней, чем драться, когда сломаны рёбра.

Сила Дома сгущала воздух, вскипала с кровью. Граница кожи, костей, контуров тела как будто исчезла. Наверное, окончательно исчезнет в настоящем бою, останется лишь скорлупа доспеха и его гул, подавляющий и зовущий, – вместо души. Клятва впивалась в сердце, надрезала сухожилия на руках.

И всё-таки Анкарат написал эти слова. Буквы вышли уродливыми, расплющенными, весь лист в кляксах.

Он и сам знал правоту Дома и даже правоту клятвы. Нельзя предупреждать. Это предательство, может стоить кому-то жизни.

Но он не желал смириться с тем, что они могут поступить так вероломно. Сад-на-Взморье ведь верит в их дружбу, Амия верит. Нужно её защитить, хоть попытаться.

Не желал он и просто ждать, когда Правитель объявит своё решение. А решение близилось. В Отряде только о войне и говорили. Сам воздух Дома, теперь солоноватый, горячий, предвещал, ждал. Этот новый, прокалённый воздух всё же заставил Шида очнуться: когда Анкарат рассказывал ему про Дели, Шид сделал глубокий вдох, нет, не вдох, огромный глоток – и посмотрел осмысленно, чуть удивлённо. Спросил про новые шкуры и про отца – сиплым, отвыкшим от слов голосом. Анкарат забыл, о чём говорил, схватил Шида за плечи, встряхнул: слышишь меня? Правда меня понимаешь? А когда Шид кивнул, обнял его. Пусть ненавидит теперь, неважно. Главное, что очнулся.

На возглас прибежал Имра – его ожоги зарубцевались неровной и слишком светлой кожей, блестели, но больше не причиняли боли. Дом и правда вылечил их. «Конечно вылечил, – объяснил потом Килч, – я ведь тебе говорил. Они прошли Испытание. Значит, нужны».

Да, нужны. Чем ближе решение Правителя, тем сильней.

Уродливое письмо Анкарат не передал Джури, как