– Да и потом… – продолжил Никита. – Даже если они откопают эту Печать, что дальше? Они не смогут покинуть лицей, пока его окружает волшебный лес.

Костя медленно кивнул:

– А если сбегать к Сотниковым-Магомедовым? Влад же спит, значит, его семья ни при чём? Расскажем им, если, конечно, Диана и их не усыпила…

Его оборвал неосязаемый порыв ветра, ударивший в лицо, и Костя задохнулся от ужаса. Никита охнул:

– Лес!.. Кто-то убрал лес! Но как?! Гребень же в сейфе!

– Они добрались до сейфа! – с нарастающей паникой прошипел Костя. – Не важно сейчас – как, важно то, что они смогут сбежать с Печатью!

Даже в огненном свечении меча-кладенца лицо Никиты стало мертвенно-бледным.

Костя бросился к двери и, уже не скрываясь, со всех ног рванул к лестнице. Пока он спускался на первый этаж, в его голове ещё билась отчаянная надежда: может, Аля и Диана всё-таки не знают, где именно спрятана Печать Кощея, и просто подготавливают всё к поискам и побегу? Тогда он успеет откопать сундучок и унести его к тем же Сотниковым-Магомедовым, например, лишь бы артефакт не попал в руки Елены Прекрасной. Не только потому, что Костя боялся представить, что эта загадочная и совершенно точно замыслившая недоброе женщина сделает с помощью Печати, но и потому, что это бы оборвало последнюю ведущую к ней ниточку. Если Елена получит желаемое, ей больше не будет никакого дела до лицея, она может бесследно скрыться и забрать с собой тайну исчезновения его родителей и бабушки.

Но этот кристаллик надежды дал первую трещину, когда Костя увидел, что дверь во внутренний дворик общежитского каре приоткрыта, хотя на ночь учителя её всегда запирали. Уже вблизи он убедился, что замок кто-то выломал.

– Барин… – Меч-кладенец предупреждающе мигнул самоцветом, но Костя не стал слушать.

Толкнув створку, он бегом пересёк квадратный двор, оскальзываясь на заледеневших дорожках. Морозный воздух щипал лицо и уши, легко пронизывал тонкую ткань пижамы, хватая ледяными пальцами за ноги, но Косте было некогда возвращаться в комнату, чтобы одеться по погоде.

Глотая обжигающе-холодный воздух и выдыхая густые клубы белого пара, он пробежал по кирпичному проходу и свернул вправо, к северо-восточному углу общежития.

Как рассказывал Никита и в чём Костя убедился лично, рассматривая в библиотеке старые снимки Тридевятого лицея, раньше вся территория за главным зданием, ограниченная по бокам стенами двух каре, представляла собой ухоженный сад с тропинками, коваными скамейками, клумбами, мраморными статуями и прочими декоративными элементами. Но в ходе капитального ремонта лет десять назад нижнюю часть восточной башни с зубчатой крышей расширили и превратили в полукруглую стеклянную оранжерею, доходящую почти до середины задней стены главного здания лицея.

Именно в этом углу между кирпичной и стеклянной стенами сейчас орудовала лопатой худощавая фигура с чёрными волосами и в чёрной одежде. Треснувший кристаллик надежды в груди Кости разлетелся на острые осколки, вонзившиеся прямо в сердце.

– Диана, стой! – хрипло крикнул он, бросаясь к ней по вьющейся между клумбами дорожке.

Девушка резко обернулась и вытаращила жёлто-зелёные, совсем как у настоящей кошки, глаза, густо подведённые чёрными тенями.

– Ты почему не спишь?! – изумлённо воскликнула она.

После чего с подозрением уставилась на летящий сбоку от Кости меч-кладенец, красно-оранжевое сияние которого при приближении к коту-баюну стало насыщеннее.

Подняв волну снега, Костя остановился в паре метров от девушки и, задыхаясь, взмолился:

– Диана, не делай этого!.. Ты не понимаешь! Эта штука… – Он указал на небольшую тёмную яму, какую Диана успела выкопать посреди заснеженной клумбы. – Она очень опасна! Я не знаю, что тебе сказала Аля…

– Аля? – перебила Диана, и её тонкие губы растянулись в улыбке Чеширского Кота. Костя никогда раньше не вглядывался в её лицо, и сейчас ему стало жутко от его выражения – насмешливого и триумфального. Воткнув лопату в землю, девушка обхватила черенок обеими руками и, поставив подбородок на его конец, визгливо захихикала: – Ты до сих пор не понял?

Костя не успел задать вопрос, потому что отвлёкся на её внезапно посветлевшее лицо. И дело было не в сиянии меча-кладенца.

Диана вдруг выпрямилась, её глаза устремились вверх за спину Кости, и в их расширенных зрачках отразились какие-то яркие всполохи.

Костя торопливо обернулся и остолбенел: из-за леса по воздуху неслась сверкающая золотом колесница, ведомая шестёркой извивающихся огненных змей. В их свете ему ничего не стоило различить черноволосую женщину в серебристом полушубке, с бледным и неподвижным, будто выточенным из мрамора лицом, пухлыми ярко-красными губами и огромными чёрными глазами, холодными, несмотря на отсветы огненных змей, и губительными, как бездонные океанские впадины.

Краем глаза Костя заметил выскочившего из-за угла общежития Никиту, тоже застывшего с открытым ртом при виде летучей колесницы, но он не мог отвести взгляда от той самой Антонины Озимовой, десять лет назад пропавшей без вести вместе с его родителями и сейчас явившейся в Тридевятый лицей под именем Елены Прекрасной.

А затем прогремел взрыв.

Глава 26

Печать Кощея

Костя услышал звон стекла и перестук обломков по тротуару и кирпичной стене, почувствовал, как земля под ногами содрогнулась.

А в следующий миг в воздухе что-то неуловимо изменилось. Будто что-то сдвинулось, надломилось. Как если бы они всё это время, сами того не зная, находились в центре урагана, где царит затишье, пока вокруг дикий ветер выдирает с корнями деревья и сносит дома. И вдруг что-то нарушило это хрупкое равновесие, и закручивающийся воронкой воздух развалился на отдельные потоки, забившие одновременно во все стороны.

Только этот ветер был ненастоящим, он не качнул ни одной веточки, не всколыхнул ни единой снежинки с сугробов. Но он бил и хлестал, казалось, по самой душе, и его не слышный ушами рёв и свист мучительно сдавливали голову, грозя проломить её как скорлупу грецкого ореха.

Затем неосязаемый ураган стих.

Костя едва успел облегчённо выдохнуть, как земля под ногами снова заходила ходуном, да так, что он потерял равновесие и упал на одно колено. Снег моментально пропитал пижамные штаны, и холод начал сковывать кожу, но Косте было не до этого. Он во все глаза смотрел на яму, вырытую Дианой.

Комочки замёрзшей почвы подпрыгивали, крошась от вибрации, исходящей из глубины земли. Костя ожидал, что снег начнёт таять, но яма, наоборот, начала покрываться слоем льда, который с хрустом трескался от нарастающей дрожи, щетинился обломками и снова леденел.