— Ну, а где вы были дальше?

— После писаря я вернулся домой, взял коня и поехал во дворец за вами. А вас там уже не было. Я кареты не нашёл.

— И вы решили там остаться. — Продолжает расспросы Волков.

— А что же? Меня пригласили на обед. — Улыбался фон Готт. — И я не смог отказаться. Господа звали меня и были учтивы.

— На том обеде была и Клементина, — догадался генерал.

— Колючка? Была, была… Какая же едкая девица… Ещё сердилась на вас, что вы её не дождались.

«И слава Богу, что не дождался».

— И принц был? — Продолжает генерал.

— Нет, его не было, — отвечал оруженосец важно. — По-вашему только принцы приглашают достойных людей на обеды?

— Значит достойные люди потихонечку обзаводятся своими связями при дворе? — Ухмыляется Волков.

— Ну, а что же… Может ещё те связи и пригодятся.- Замечает оруженосец с некоторым самодовольством.

Барон узнал кто был на том обеде, да о чём там говорили, после того отпустил оруженосца спать. А сам выпил лечебных капель и сонной микстуры, да сел ждать с книгой пока она подействует. Он любил это время. Дети, монахиня, нянька уже угомонились, жена тоже рано ложилась и спала крепко, слуги улеглись, даже Гюнтера он отпустил. И в доме на кухне лишь Мария ещё суетилась, готовила что-то на утро, скорее всего тесто для булок. И тут вдруг ему послышался стук со двора. Мария тут же появилась в проёме двери, фартук у неё в муке, а глаза испуганные:

— Господин, слышали?

— Слышал, — говорит генерал. Стуки не прекращались. Он откладывает книгу и встаёт. — Лампу и оружие мне принеси, иди разбуди фон Готта и конюхов.

Ключница бегом кидается выполнять его распоряжения. Сам же генерал идёт к двери дома и стоит возле, прислушивается, дожидается, пока Мария принесёт ему лампу и потом только открывает крепкую дверь и кричит громко, чтобы за воротами слышно было:

— Кто там?

И почти тут же из-за ворот доносится женский голос:

— Барон! Это я. — Ему хватает этого, чтобы узнать кричавшую женщину, но та добавляет. — Амалия Цельвиг. Я только что узнала важную вещь. Важную для вас…

— Я сейчас открою. Ждите, моя дорогая.

Но Волков не спешит, он настороже. Дожидается Марии с оружием, конюха с дубиной, и лишь тогда слегка приоткрывает дверь, что ведёт на улицу.

— Это я, — продолжает Амалия, протискиваясь во двор, за нею следом пытается пройти ещё и мужчина. Но конюх преграждает ему путь, и тогда госпожа Цельвиг и говорит: — Барон, это со мной. Это мой жених. Позвольте представить вам его. Вильгельм… Как ваше второе имя, дорогой мой?

— Пауль, — напоминает её молодой мужчина и, поклонившись Волкову, замечает. — Лучше звать меня Пауль, господин генерал, Вильгельмом меня зовёт только моя невеста.

— Да-да… Пауль Ландерс. — Закончила придворная, а генерал видит на её пальчике, кольцо, что подарил ей сегодня. — Уж и не знаю, господин барон, важно ли то, о чём он вам сейчас расскажет, но дело сие было велено держать в тайне, и оно касается ваших детей…

— Детей? — Удивляется Волков, а тут ещё во двор спускается и фон

Готт. Он в шлеме и не зашнурованной бригантине с клевцом и баклером в руках. А генерал и продолжает. — И что же за дело о моих детях?

— Вильгельм, расскажи барону, что ты узнал сегодня. Может ему будет то важно.

— Конечно, конечно… Мой приятель Юрген Куммерт, он писарь, и ведёт расходы по дворцу, сказал мне за обедом сегодня, что в левом флигеле, там, где сдержатся дворцовые недоросли, что обучаются при дворе, чистят и моют новую комнату, и велено из чуланов снести туда уже мебель. И велено сделать сие сегодня, так как жильцы в ту комнату поступят уже завтра. Но кастелян флигеля ему сказал, что простыней у него нет более ни одной. И что это ничего, что сыновья барона Рабенбурга из деревни, из глуши, им не привыкать, и поспят недельку или две и без простыней, а там может уже купят новые. И Юрген как раз жаловался мне за обедом, что дел у него много и так, что ему ещё теперь писать записку о том, что простыни в замке закончились. И ладно бы простыни кончились, но Юрген мне сказал, что это всё нужно держать в секрете. А я ещё подумал, ну кончились простыни, в чём же тут секрет? А потом, вечером, я пришёл домой… К себе в комнатку, а госпожа Цельвиг мне показала перстень и сказала, что его ей подарил барон Рабенбург. Я тут сразу и вспомнил про комнату и про ваших сыновей, и про простыни. И рассказал всю эту историю ей, и вот мы тут…

Волков выслушал всё это, не издав ни звука. И даже после того, как

Пауль Ландерс закончил, он продолжал молчать…

— Господин барон, господин барон, — Взывала к нему Амалия Цельвиг. — То для вас было важно? — Она, кажется, сомневалась в необходимости этой ночной прогулки. — А то ведь мы шли к вам через ночь, вас будили, а вдруг всё напрасно?

— Нет, не напрасно. Это важно для меня, — отвечает ей наконец генерал, а потом оборачивается к дому и видит там стоящую в дверях с лампой Марию. — Принеси мне кошель.

И пока та бегает за кошельком, он начинает спрашивать у писаря подробности, но тот почти ничего добавить не может. Простыни, комната во флигеле, сыновья барона Рабенбурга… А когда ключница принесла ему кошель он достал оттуда отлично отчеканенный, блестящий золотом, даже в тусклом свете лампы, флорин и вручил его Паулю, а не Амалии и сказал:

— Эта новость очень важна для меня. Спасибо вам, господин Вильгельм Пауль Ландерс, вы оказали мне услугу. — Потом он повернулся к конюху. — Запрягай лошадей, отвезёшь этих господ во дворец.

Он вернулся в дом, а там его ждала баронесса с младенцем на руках, тут же была и её верная товарка, старая монахиня. Они были встревожены:

— Что там, супруг