он смотрел на меня, а потом вопросительно приподнял брови. У меня было множество вопросов, самый главный из которых, пожалуй, звучал так: «Могу ли я тебе верить?» Но однажды он уже сказал мне, что может солгать, а я все равно не пойму разницы.
Неожиданно оказалось, что вернуться в эту историю больно. Тоска, бывшая моей спутницей все эти годы, выглядела теперь ничтожной по сравнению с теми тревогой и чувством беспомощности, которые охватывали меня при мысли, что я вновь один на один с их тайнами.
Не дождавшись моей реакции, Альгидрас отвернулся к окну и, опершись локтем о дверцу, прижал кулак к губам. Я тоже отвернулась. Кто еще может подтвердить эту историю? Павел Николаевич? Я невольно усмехнулась, представив, как обращаюсь к нему с просьбой прокомментировать услышанное от Альтара. И тут меня озарило. Маки.
Ольга долго не брала трубку, но я упорно набирала снова и снова, пока на том конце не раздался ее запыхавшийся голос:
– Алло?
– Почему ты подарила мне маки? – спросила я вместо приветствия.
– Э-э, Надь? Все хорошо?
– Да, отлично! Просто скажи, как тебе пришло это в голову? Почему ты вышила именно маки?
Альгидрас обернулся и уставился на меня в упор.
– Не знаю. Они тебе разонравились? – ее голос прозвучал расстроенно.
– Оля, соберись! Мне просто нужен ответ. Я потом объясню.
– Ну хорошо, – произнесла Ольга настороженно.
И мне впервые пришло в голову, что они с Леной могут считать меня сумасшедшей. Хоть я и не рассказывала им о своих приключениях, все же порой вела себя странно. Вот как сейчас.
– Я просто выбрала вышивку в магазине. Объяснила, что хочу порадовать подругу, – меж тем сказала Оля.
– Кому объяснила? Продавцу? – с надеждой уточнила я.
– Нет, – вдруг твердо произнесла Ольга. – Там был дедок такой. Ну, не дедок, мужчина. Он выбирал подарок сыну. Тот поделками из дерева занимался. И мы разговорились. Он и нашел эти маки на стеллаже. Мне они понравились. Я еще хотела два набора купить, чтобы и себе вышить, но там только один был.
– Он не показался тебе странным?
– Набор? – озадаченно спросила Ольга.
– Мужчина! – воскликнула я, и водитель бросил на меня встревоженный взгляд в зеркало заднего вида, а Димка беспокойно пошевелился в детском кресле.
– Нет. – Я будто наяву увидела, как Ольга пожимает плечами. – Обычный дядечка. Милый такой. Старомодный только немного. Наверное, из села какого-нибудь.
– То есть ничего странного не было?
– Не было, – уверенно сказала она. – Ну, если не считать странностью, что они долго не могли найти артикул, чтобы пробить набор. Маков в базе не оказалось. Но дедок уговорил девочку на кассе пробить по штрихкоду другого набора.
– Понятно, – прошептала я с упавшим сердцем.
– А что случилось?
– Ничего. Я потом тебе объясню.
– Ну ладно. Я тебе позвоню из дома тогда?
– Ага. Спасибо!
Я сбросила звонок и прижала телефон к губам, чувствуя, как внутри все сжимается от неясной тревоги. Неужели это все правда? Альгидрас пытливо вглядывался в мое лицо, но я игнорировала его всю оставшуюся часть поездки.
Хванец собирался просто остаться на лавочке у дома, но я решительно отвергла его идею. Хоть он и утверждал, что эта идея отличная, с какой стороны ни посмотри: с лавочки просматривается вход в подъезд, а его присутствие в непосредственной близости от дома само по себе защита от нежелательной активности со стороны Павла Николаевича. Скрепя сердце я пригласила его в квартиру, потому что ближе к вечеру на этой лавочке обычно собиралась компания неформальной молодежи, а мне не хотелось, чтобы кто-то пострадал. Почему-то казалось, что пострадавшей стороной, скорее всего, окажется пресловутая молодежь. Это в Свири любой из воинов Радима мог закатать Альгидраса в песок. В силах же наших инфантильных мальчиков я не была так уверена.
Мы поднялись в квартиру. Когда Димка и Альгидрас вновь аккуратно поставили свою обувь рядом, я усмехнулась. Несмотря ни на что, сегодняшний день оказался очень похожим на мои мечты. Мы провели вместе вполне семейный выходной, даже съездили к родственнику, если говорить формально. И пожалуй, если отбросить все мистические угрозы, я бы даже могла почувствовать себя счастливой. Альгидрас по-прежнему меня волновал, и отрицать это было глупо. Но, к сожалению, одного лишь моего желания было недостаточно для того, чтобы из нашей с сыном жизни исчезли аэтер, стихии и прочие странности.
И еще я чувствовала беспокойство. Наверное, причиной тому было нагнетание истерии вокруг Павла Николаевича. Или Дарима, как они его называли.
– Дарим – странное имя, – произнесла я и достала из холодильника вчерашнюю лазанью. Разрезав ее на части, я поставила контейнер в микроволновку.
Альгидрас, подпиравший дверной косяк, ничего не ответил.
– Что будет, если он придет?
На этот раз хванец пожал плечами.
– Ты, как всегда, многословен, – съязвила я и крикнула: – Дима, обед!
Димка ожидаемо не ответил, и я повернулась к его родителю:
– Ребенка сюда доставь.
Альгидрас безропотно покинул кухню, и вскоре в ванной зашумела вода. Краем уха я услышала, как Дима обещает показать, как плавает его кораблик, а Альгидрас уточняет, разрешает ли мама набирать воду в ванну без спроса.
Я хотела крикнуть, что, если они не сядут за стол через минуту, будут обедать своим корабликом и запивать водой из-под крана, но в этот момент раздался звонок в дверь. Проходя мимо ванной, я постучала.
– На выход. Все кораблики потом.
Альгидрас что-то спросил, но шум воды заглушил его слова.
Почему я не посмотрела в глазок? Наверное, этот вопрос был сродни вопросам, почему я начала писать про Свирь или почему обратила внимание на хванского мальчишку.
В чем правда твоя?
Расчерчено небо чужим созвездием,
И мир остывает в ладонях морскими холодными брызгами.
В чем правда твоя?
Живешь ты прощением или возмездием?
В ловушку меня завлек иль из страшного плена вызволил?
В чем правда твоя?
Ознобом по коже воспоминания
О том, что могло бы случиться с не-нами в не-нашем будущем.
В чем правда твоя?
И есть ли она в твоих оправданиях?
Станешь защитой или же страшною силой, меня погубящей?
Глава 8
– Добрый день, Надежда, – улыбнулся Павел Николаевич и протянул мне большой букет цветов с крупными листьями и алыми соцветиями.
– Спасибо, – на автомате пробормотала я, отступая на шаг.
– Это амарант. Цветет до самых морозов, представляете? – буднично произнес он, входя