Тогда, сразу после того, как осознал себя перекинутым непонятно куда непонятно каким способом, Виктор обо всём этом не думал. Просто склонился перед судьбой на фоне накатившей апатии. Где он — непонятно, что все эти люди лопочут — непонятно. Хотя, за что трендюлей выписали, в принципе можно было догадаться. Задним числом. Спасибо, что сильно не били. Впрочем, скорее всего так вышло по причине того, что он не отбивался. Какой интерес избить худого безобидного незнакомца? Ни чести в том, ни пользы.

Вик обернулся на заводного, шедшего в поводу за его конем. Почти чистый гнедой мул был очень похож на лошадь, только уши выдавали в нём ослиные гены отца. Ну и выносливость тоже. При его невыдающихся размерах, этот транспорт вполне подходил в качестве запасного коня для путешествий, а не просто вьючного. Путешественник вдруг снова вспомнил момент своего переноса в этот мир и заулыбался.

Осознал себя он на берегу небольшого озерца. Вот он сидит скрючившись в дыму у стены бокса с техникой, а вот уже лежит на травке. На удивление нормально себя чувствует, голова не кружится, только вопросы, очень много вопросов в ней. Почему он тут? Откуда трава под задницей? Когда комплект военной формы ВКПО на нём стал таким чистеньким? Что кричат вон те голые девки? Почему бородатые?

Да уж, из загаданных желаний первым сбылось то, которое про девушек, которые сами будут на него кидаться. Практически без эмоций заброшенный непонятно куда солдат наблюдал, как к нему несется толпа голосистых дев всех оттенков молодости. Размахивая руками, грудями и грудками, с развевающимися длинными волосами, с курчавыми черными бородами внизу живота. Он раньше и предположить не мог, что такое может вырасти на лобке у девчонки. Все его подружки из той жизни носили аккуратные полосочки, а то и брили там всё налысо.

А потом толпа налетела и на иностранном языке, помогая себе жестами, начала объяснять, что подглядывать за купанием женщин нехорошо. Не драться же с девушками, так что Виктор свернулся клубочком и пережидал эмоциональную бурю, лежа на боку. Побили, но не сильно. Причём, потом подняли и начали допрашивать, игнорируя природную стыдливость. Раз такие бесстыжие, то чего возмущались, спрашивается? Нарочно прибежали, что он подробности рассмотрел? А главное, почему нельзя разговаривать по-русски?

Растрепанного молодого человека в непонятной пятнистой одежде с кучей карманов, идеально подходящей для слежки за купающимися девками, оные отвели в поселок. Еще и держали всеми руками, чтоб не сбежал. Естественно, сначала одевшись. Вот там-то и выяснилось, что чужак не просто не из их поселка, он еще и немец, то есть не говорящий на местном диалекте всеобщего. А потом выяснилось, что он не знает никакой версии всеобщего языка, доставшегося людям от благословенных предков. Объяснить на пальцах, откуда он свалился на головы купающихся, Вик тогда тоже не смог. Как, впрочем, и потом, когда язык выучил. Себе и то не смог, куда уж пытаться донести свою версию до окружающих.

Сейчас даже странно вспоминать, что три года назад он не мог оседлать или запрячь лошадь. Да много чего не мог он тогда. И наоборот, многие из его знаний и навыков оказались невостребованы в этом странном мире. И это не только про его неполученную специальность в институте. Не нужны оказались опыт игры в Контру, на гитаре и в преферанс, не пригодились знания о конфигурации компьютера, пусть и самые базовые. Не пользуются здесь компьютерами, смартфонами, тут принято считать в уме или на бумажке. Вернее, на вощеной дощечке — бумага дорого стоит, и ластиков тут тоже нет. И карандашей. И презиков.

Вик откровенно лыбился, покачиваясь в лошади — тот сеанс массовой эротики, что он получил в момент переноса был единственным. Теперь он понимает, что если бы не то количество голых девок, так просто бы не отделался. Случись там одна девушка, максимум три, его бы обвинили в недопустимой интимной близости уровня «после такого только жениться», а потом бы и оженили без его на то согласия. Под блеск ножей родни. А когда визуально трахнутых столько, то договориться и распределить жениха никак не получится, вот он и соскочил. Прозвище Счастливчик прочно прилипло к нему.

Мужчины, все поголовно эдакие суровые загорелые типа ковбои из кино быстро приняли его в свою компанию, ибо статус у всех примерно равный, безземельных голодранцев на фронтире не бывает. Земли сколько возьмешь, вся твоя. А главная ценность — жизнь, которую требуется постоянно оберегать от всякого. Руки-ноги есть? Готов с оружием в руках драться за посёлок? А без оружия просто ради развлечения? Ну тогда наш человек! Лошадей и оружие в бою добыл — считай, местный. Пару раз в шутку ему предъявляли претензии: мол чью угодно молодую жену в селении голой видел только муж и Вик Счастливчик. Мордобой случался по этому поводу, но тоже в шутку. Махались и так все со всеми после рабочей недели без повода и причины. А уж с такой коронной подначкой вообще сказка: «Вик, скажи как видок, кто в деревне краше всех? Моя или Стива-Жеребца⁈» Сами ржут и лупят друг дружку.

Памятуя о своём новом правиле включать голову и контролировать себя, Виктор в дружеских потасовках не лез в бутылку, а тем более в толпу дерущихся, порой прекращал это безобразие даже раньше, чем его окончательно валила с ног усталость или кулаки поселковых. В плюс ему это не шло, но и минус не ставили, что называется.

Вик спешился, размышляя о тех первых днях, и начал без суеты разбивать походный лагерь. Дело знакомое, многажды деланое, так что руки сами знали порядок действий, не отнимая вычислительные ресурсы у мозга. Коней разнуздать, стреножить, сёдла скинуть, корм задать — животину обиходить нужно прежде всего. Проверить спины, не натер ли, копыта осмотреть, у коней не предусмотрены индикаторы и чеки, они сами ничего обычно не говорят о своём самочувствии. А уже потом и о себе можно позаботиться. Вик не