Он провел рукой над стопкой чертежей, чувствуя легкое покалывание – статический заряд невысказанных идей. Коснулся паяльника – от него веяло теплом недавней работы и запахом канифоли. Его пальцы обошли чашку с засохшим чаем, и он почувствовал смутный отголосок усталости, бессонных ночей. Это была не магия в чистом виде, а скорее умение считывать следы, оставленные интенсивной человеческой мыслью.

И он нашел его. В ящике старого дубового стола, под стопкой чертежей вечного двигателя на основе кинетической энергии падающих ложек (Арчибальд, судя по всему, не брезговал и юмором), лежал толстый кожаный журнал. На обложке была вытеснена та самая стилизованная буква «W», что и на карте – визитная карточка, автограф одержимости.

– Бинго, – прошептал Лаки, доставая дневник. Кожа была прохладной и гладкой на ощупь, пахла старыми книгами, пылью и чем-то еще – слабым, едва уловимым запахом озона, как после грозы.

Он уселся на единственный свободный стул, отодвинув пару резисторов и печатную плату, и начал листать. Страницы были испещрены сложными, почти инопланетными формулами, безумными схемами, напоминающими карты нервной системы кибернетического бога, и записями, сделанными торопливым, увлеченным почерком. Лаки продирался сквозь дебри высшей математики и квантовой физики, как джунгли, выискивая знакомые ориентиры – слова, фразы, которые могли бы служить маяками в этом море безумия.

И вот он нашел это. Запись, сделанная за день до исчезновения. Чернила были чуть ярче, почерк – более размашистым и нервным.

*«…эксперимент 73-Б подтвердил гипотезу. Аномалия не является разумной в человеческом понимании. Она инстинкт. Первичный импульс отрицания, порожденный самим фактом существования порядка. Она не ненавидит нас. Она просто… стремится восстановить баланс, пожирая островки предсказуемости. Мы, творящие, для нее – свечи во тьме. Она не зла. Она – ветер.*

Но даже ветер можно поймать в паруса. «Детерминатор» – это не щит и не меч. Это парус. Он не может остановить ветер, но может направить его. Направить поток случайности. Завтра. Завтра я докажу это. Встреча назначена. Он придет на зов. Пора заключать пари. Ставка – сама реальность. Или моя правота».

Лаки откинулся на спинку стула, чувствуя, как у него перехватывает дыхание. Он смотрел на эти строки, и кусочки пазла начинали складываться в ужасающую, грандиозную картину. Арчибальд не был жертвой. Он был добровольцем. Он сознательно, с холодным, научным расчетом, вызвал на дуэль фундаментальную силу мироздания, силу, которая противостояла самому понятию порядка и контроля. Он не просто изобрел устройство; он построил маяк, чтобы позвать к себе бурю.

– Что там? – тихо спросила Элоиза, подходя ближе. Ее тень упала на страницу.

Лаки показал ей дневник.

– Ваш брат, мисс Вейн, был не просто гением. Он был… крайне безрассудным гением. Он не просто изобрел устройство для управления удачей. Он использовал его, чтобы позвать на свидание саму пустоту. Или, как он это называет, «первичный импульс отрицания». Он решил сыграть в кости с самим хаосом.

Элоиза с ужасом смотрела на страницу, ее пальцы сжали край стола.

– Но… зачем? Ради чего?

– Потому что он мог, – просто сказал Лаки. – Для таких умов, как он, самый большой соблазн – не решить уравнение, а доказать, что его можно решить. Доказать, что даже законы вероятности – это не догма, а лишь переменные в большом уравнении, которое он может переписать. Даже если цена доказательства – собственная жизнь. Или нечто большее.

Он перелистнул еще несколько страниц и нашел схему «Детерминатора». Рядом с ней была карандашная пометка, сделанная с почти поэтическим надрывом: «Резонансная частота аномалии – 7.83 Гц. Частота Шумана. Сердцебиение планеты. Ирония? Она говорит на языке самой Земли. Мы просто не умели слушать».

Лаки медленно закрыл дневник. Теперь он понимал. Арчибальд не просто играл с Тенью. Он нашел способ привлечь ее, настроив свое устройство на частоту, которая была ей родной, на самый фундаментальный ритм живого мира. Он не просто бросил вызов – он барабанил по двери ее дома, используя в качестве молотка сердцебиение собственной планеты.

– Он оставил нам не только предупреждение, – сказал Лаки, глядя на Элоизу. Его голос был твердым, но в глазах читалась тревога. – Он оставил инструкцию. И приглашение.

– Приглашение? Для кого?

– Для меня, – Лаки встал, сжимая дневник так, что кожаная обложка затрещала под его пальцами. Она была прохладной и твердой, как надгробная плита, под которой был похоронен здравый смысл его предшественника. – Он знал. Черт возьми, он точно знал. Он просчитал и это. Если его гениальный план даст осечку, если его парус порвет ветром, который он вызвал, его сестра, единственный человек, кто воспринимал его всерьез, пойдет не в полицию, не к магам с Верхнего Города. Она придет ко мне. К Лаки Кэшу. К шулеру, игроку, человеку, который провел всю жизнь за зеленым сукном и знает, что единственный способ обыграть шулера – самому стать шулером. Человеку, который понимает, что настоящая игра начинается не тогда, когда раздают карты, а тогда, когда твой оппонент уверен, что знает все правила. И он оставил мне все, что нужно – чертежи, формулы, этот дневник, этот крик души, запертый в кожаном переплете, – чтобы я мог поднять упавшую эстафету и продолжить его партию. Он просигналил в темноту, направив в нее луч своего гения, как луч прожектора, и темнота ответила. Она пришла. Теперь моя очередь послать ответный сигнал. Не луч света, нет. Свет ее только привлекает. Я пошлю нечто иное. Но мы будем умнее. Мы не будем кричать в темноту. Мы прошепчем. И посмотрим, услышит ли она.

Он посмотрел на груду деталей, валявшихся на столе, на жужжащие коробочки и мигающие лампочки, на эту свалку гениальных амбиций, которая теперь была его арсеналом. Воздух в мастерской казался ему густым от невысказанных предостережений.

– Нам нужно собрать «Детерминатор». Не для того, чтобы управлять удачей, как хотел он. Не для того, чтобы стать королем вероятности. Его ошибка была в высокомерии. Он хотел властвовать. А я.… а я просто хочу сыграть. Собрать его нужно для того, чтобы снова позвать его. Тень. Первичный импульс. Как угодно. Но не как жертвы, вымаливая пощаду, и не как завоеватели, требующие капитуляции. А как равные игроки за карточным столом. Мы пошлем ей приглашение, от которого она не сможет