– Пли! – закричал сын Хеми, и тонгские лучники вместе со строителями обрушили на врага смертоносный дождь.

Камни и тёмные древки, большинство из которых были сделаны, как оказалось, из аскомских деревьев, наполнили туман, под хор истошных криков поражая всех вокруг.

Старшины и офицеры бегали по укреплениям и платформам, выкрикивая приказы и организовывая перемещение боеприпасов снизу. Из резерва призывали всё больше солдат, чтобы те были наготове, когда потребуется заменить раненых и обеспечить поддержку на самых обстреливаемых участках стены. У большинства были короткие копья и длинные ножи, что поставило бы их в невыгодное положение на поле боя, но вполне позволяло убивать беспомощных людей на лестницах.

Немногие из воинов Роки умели обращаться с луком. Лук не считался достойным оружием для поединка, а добротные железные доспехи, которые носили богатые аскомские вожди и их приближённые, в любом случае защищали их от стрел. Чтобы пробить хорошую рельефную кольчугу, требовался лук с большим натяжением, и лишь охотники да налётчики из степей обладали достаточным опытом, чтобы обращаться с подобным оружием. Вместо этого они просто дожидались врага. Некоторые размеренно повторяли слова из древних сказаний, словно боевые гимны, и топали в такт этому ритму.

На каждом из них была железная кираса или кольчуга, которые могли отразить любое оружие на континенте. Они страдали от жары и веса брони, но страдания не имели значения. Все они выжили в пустошах, все участвовали в поединках, проливали кровь или убивали, а молодые принадлежали к «поколению Гальдры», которое много лет посвятило тренировкам, и всё ради этого момента. Все они были воинами – людьми зимы и пепла, вышедшими из земли, лежащей дальше всего от солнца. И независимо от того, правда это или нет, все они верили, что, потерпев поражение, обрекут свой род на гибель. Это было правдой, потому что так сказал Глас Божий. И что бы ни случилось, что бы ни предприняли их союзники, Рока знал, что его последователи запятнают благодатную чёрную землю рая своей кровью.

– Собратья! – крикнул он, по крайней мере частично переняв контроль в день славы Букаяга. – Сбрасывайте их живыми, чтобы их братья слышали их ужас.

Он смотрел на чистое, фанатичное рвение сородичей своей матери и опасался лишь того, что кто-то из них решит спрыгнуть со стены, чтобы нанести первый удар.

– На протяжении многих лет, – шепнул он Букаягу, – ты был терпелив, брат. Но сегодня – твой день. – Букаяг едва ли не затрясся от восторга, и Рока почувствовал, как на его лице расплывается зловещая улыбка.

В отличие от людей пепла, у его врага были хлипкие доспехи – если вообще были. В Роще он поднял лук со слабым натяжением, который тем не менее убивал. В истинном мире он подошёл к бреши в стене и натянул тетиву. Он давно знал, что однажды будет стоять здесь в ожидании, а тратить время даром ему было несвойственно.

На тренировочной площадке мертвецы складывали стрелы в кучи. Рока их не пересчитывал, но, бегло взглянув, решил, что их тут не менее тысячи. Он протянул руку, чтобы взять первую стрелу, положил её на тетиву и прицелился, прежде чем воплотить её в истинном мире. Древко вспыхнуло в пальцах Роки, появившись на луке, когда он оттянул тетиву.

– Люди на стене – твои, брат. Но те, что под ней, – эти мои.

Он разжал пальцы, и горящая стрела рассекла воздух, летя к наранийцам, которые готовили лестницы. Первая цель упала беззвучно, схватившись за грудь, и исчезла из виду, затоптанная остальными.

Расторопный островной слуга вручил Роке вторую стрелу. Как и многие мертвецы, он стал мастером своего дела, и теперь с довольной ухмылкой разглядывал оперение. Рока улыбнулся в ответ, как всегда чувствуя себя в своей тарелке среди ремесленников.

– Прекрасное оружие, – похвалил он, и молодой труп вдохновенно закивал. – Посмотрим, удастся ли нам использовать все до последней.

⁂

Оско заставил себя наблюдать за штурмом. Как и было приказано, он стоял с мезанитами, которых ему отдали, на подступах к осаде. Им было велено быть наготове в случае необходимости, но Оско всерьёз рассматривал возможность сразиться со своим «господином» насмерть, если бы им действительно приказали вступить в бой.

Он смотрел за тем, как вторая половина его собратьев марширует вместе с несметными тысячами наранийцев на левом фланге, готовая во всеобщем безумии броситься на высоченные стены, не имея при себе почти ничего, кроме лестниц.

Орудия Тонга начали чуть ли не с восторгом убивать врагов, когда те вошли в немыслимую зону его поражения. За ними последовали лучники, спускающие стрелы с бешеной интенсивностью, которая говорила либо о сильном страхе, либо об огромном количестве боезапасов. Зная своего врага, Оско предполагал, что верно второе.

Наранийцы маршировали храбро. Стучали барабаны, развевались флаги, строи с невыносимой медлительностью двигались сквозь обстрел. Они не бежали, не нападали, и время, которое потребовалось для того, чтобы подобраться к стене, растянулось до мучительной бесконечности. Снаряды прилетали волнами, накатывая как боль в ноющей ране от перезарядки до перезарядки чудовищных орудий.

Оско понял, что снаряды летят со всех сторон, кроме центра, на котором как будто бы вообще ничего не происходило. Пока он пытался понять, в чём дело, в тумане вспыхнула искра света. Прищурившись, он увидел, как из самого центра осаждённой стены вылетела огненная лента, разя людей, готовящих пандусы и длинные лестницы. За ней последовала вторая, затем третья, и Оско принялся считать – смерть на каждые два удара его сердца.

В этот момент он понял – то, что, возможно, знал всегда, – почему машины тонгов так страшны; понял, кто виноват в смерти утонувших сапёров и кто теперь ритмично – тук, тук, тук – посылает горящие стрелы. Эту стену стерёг убийца Кейла. Он стоял прямо посреди ликования смерти, там, где ему и место.

Оско гадал, сколько его сородичей-великанов стоит рядом с ним. Неужели те же самые воины, с которыми он столкнулся на островном пляже, теперь прихлопнут его соотечественников, как мух? Он задумался, нет ли там Карта и его людей. Возможно, мезаниты будут сражаться с мезанитами, по обе стороны чужой стены, которую никто не хотел ни брать, ни удерживать. Какой смысл в чести, подумал он, когда брат воюет с братом за землю, на которой не живут их дети?

Наконец армия начала подниматься. Многочисленная пехота, что карабкалась по стенам, словно насекомые, была более заметна теперь, когда туман рассеялся. Стали чётко видны прежде окутанные пеленой защитники Кецры, сплошными рядами стоящие на укреплениях.