стене часы показали восемь вечера, а на столе лежала еще половина неразобранных заявок.
— Нет, — произнес я, хотя спина уже ныла.
Она кивнула, будто и ожидала такого ответа, и продолжила работу.
С кухни донесся приглушённый стук посуды. Скорее всего, Никифор приводил дом в порядок. Иногда я замечал в коридоре небольшую тень, которая пробегала по своим делам. И только когда количество заявок сильно поубавилось, секретарь нарушила воцарившуюся в кабинете тишину:
— Знаете… — произнесла она, аккуратно помечая верхний лист карандашом. — Мне кажется, сегодня вы поступили очень по-северски.
— Это как? — удивился я.
Она подняла взгляд. В полутьме её глубокие, задумчивые глаза казались темнее обычного.
— Честно. И по-своему справедливо.
Я покачал головой, давая понять, что не понимаю. И Вера пояснила:
— Не давили на этого бедного ревизора. Не пытались ставить себя как чиновник, наделенный властью и полномочиями. Наоборот, дали ему почувствовать, что к нему относятся как к человеку. Пусть и такому…
Она замялась, подбирая слово:
— Летящему, — подсказал я и пояснил. — Человек, который витает в своих мыслях.
— Хороший термин, — согласилась девушка, перекладывая бумаги в нужную стопу. — Гавриле очень подходит.
Я слегка улыбнулся.
— А по-вашему я обычно давлю?
И заметил, что щеки девушки чуть покраснели.
— Нет. Просто… — она опустила голову, перебирая бумаги, — Но вы не северский, а прибыли из столицы. Там люди любят говорить сверху вниз. Как с подчиненными. Вы же ведете себя со всеми, как с равными. И неважно, кто перед вами: дворянин или мастеровой.
— Порой мастеровые бывают куда человечнее высокорожденных, — отметил я. — Особенно столичных.
Вера промолчала. И мы продолжили работать. Сумерки за окном перетекли в вечер, который, в свою очередь, превратился в плотную тишину ночи. И когда мы закончили последнюю заявку, Вера с облегчением выдохнула и потерла переносицу.
— Всё, — сказала она. — Остались только отчёты, но ими я займусь завтра утром.
Я кивнул и откинулся на спинку кресла. Плечи приятно затекли, как бывает после правильно прожитого дня.
— А я позвоню Осипову и отвезу заявки. Пора собирать заседание и голосовать.
— Спасибо вам, Николай Арсентьевич, — тихо произнесла Вера, складывая бумаги в аккуратную стопку.
— Это и моя работа, — напомнил я.
Секретарь мягко, но уверенно покачала головой, но промолчала.
Я хотел сказать что-то простое, чтобы разрядить атмосферу. Но слова почему-то застряли в горле. Вера поднялась, собрала бумаги в две идеальные стопки и добавила:
— Вам нужно отдохнуть, Николай Арсентьевич. День был длинным и непростым. А завтра нас ждут новые заботы.
Она уже направилась к двери, но, оказавшись рядом со мной, задержалась на секунду. Чуть повернулась, тихо сказала:
— И… если что-то тревожит вас — дайте знать. Я рядом.
— Хорошо, — ответил я.
Секретарь ушла, тихо прикрыв за собой дверь. И оставив меня в кабинете одного.
Глава 23
Утро
Я вышел на крыльцо, на секунду застыл, осматривая окрестности. После тепла гостиной, прохладный вечерний воздух показался особенно свежим. Тени уже начинали собираться под деревьями, и сад открывался с другой стороны. Сейчас он виделся мне мягким, задумчивым, наполненным влажными запахами травы, которую еще не коснулась роса.
Я спустился с крыльца, ступени под подошвами ботинок тихо отозвались сухим скрипом. Воздух пах сосновой смолой, ещё тёплой после дневного солнца, и ароматом цветов. Где-то в траве стрекотали кузнечики. Припозднившийся шмель облетел двор и направился к пышной клумбе, где наверняка облюбовал себе ночлег.
Камешки гравия мягко скрежетали под каблуками. Я медленно прошёл по дорожке мимо молодого клёна. Листья над головой чуть дрогнули и заколыхались, словно приветствуя меня.
В глубине сада что-то мелькнуло, и я обернулся в сторону, где боковым зрением уловил движение. Но все было спокойно. Да и тревоги я не почувствовал. Скорее всего, это сказывалась усталость после долгого насыщенного событиями дня.
Я остановился у старой лавки. Ноги приятно наливались тяжестью, спина ныла после долгого сидения за столом. Присел на теплые доски и устало прикрыл глаза. Усталость медленно оседала на дно души, словно туман. Уходило напряжение.
Звонкие голоса заставили меня обернуться в сторону, откуда они доносились. Из-за дома вышли дружинники. Заприметив меня, Лада сбилась с шага. Она поправила ремень и попыталась придать лицу серьезное выражение. Ее спутник смутился и едва заметно покраснел
— Здравы будьте, княже, — девушка коротко поклонилась. — Мы делаем обход территории. Владимир Васильевич велел следить за зверьем. Говорил, что надо особенно обратить внимание на лисицу. Якобы она тут частенько появляется.
— А ты сама ее не встречала? — с интересом уточнил я.
— Лисы не особенно любят соседство людей. Это не собаки, которые так и норовят к людям прибиться, — Лада пожала плечами.
— А если не обычная лиса, — я понизил голос. — Такая, что не просто зверь.
Девушка тотчас нахмурилась, и в ее глазах дрогнула хищная тень.
— Вы имеете в виду…
— Понятное дело, что Николай Арсентьевич говорит про старший народ, — с готовностью пояснил ее спутник. И тут же замолк, наткнувшись на хмурый взгляд подруги.
— Ступай дальше. Проверь калитку, — велела ему девица голосом, от которого даже у меня по коже пронеслась волна мурашек. Звук, который сорвался с ее губ, напоминал хор шепчущих голосов. И парень не посмел возразить. Он быстро направился прочь по тропинке.
— Стоило ли его так пугать? — спросил я, кивая в сторону ушедшего дружинника.
— Он не боится, — возразила Лада и пожала плечами. — Это другое чувство. Просто иногда люди забываются и считают, что я такая же, как они.
— Но это не так, — коротко заявил я.
— Не так, — подтвердила девушка. — Таких как я раньше норовили сжечь на костре. А теперь вот… — она развела руки в стороны, — служу в княжеской дружине. И никто не называет меня проклятой.
Я усмехнулся, качнув головой. Потому как догадывался, что обыватели не смеют назвать девицу таковой вовсе не от хорошего отношения. А потому что она за это может и