Затем опомнился и быстро перевернул на пустое блюдце чашку гостя. Совсем близко послышалось нечто похожее на возмущеннное фырканье. Мурзик бдил. И новая неудача не сломала его боевой дух.

Гаврила замешкался, словно собирался что-то сказать, но затем просто кивнул. И мы вышли в гостиную, где у подлокотника кресла уже стоял рюкзак парня. Дроздов неуклюже подхватил его, и я заметил, как сильно гость сжал лямку. Глубоко вздохнул, медленно поднял голову. И впервые за весь день его взгляд был прямым, открытым, почти взрослым. Парень вздохнул, решительно тряхнул головой и зашагал к двери. У самого порога он обувь свои ботинки, а те, что дал ему Никифор бережно придвинул к стене.

— До встречи, мастер-князь, — произнес Гаврила уже у выхода, а затем открыл дверь и покинул поместье.

Створка хлопнула. Я же остановился у окна, глядя, как парень спустился по ступеням. Морозов перехватил его рюкзак и убрал его в багажник. Гаврила же сел на переднее сиденье. Машина медленно тронулась по гравийной дорожке.

Я стоял в дверях и смотрел, как авто выезжает с территории.

— Поможет гость? — послышался за спиной голос Никифора.

— Обещал, — не оборачиваясь, ответил я.

— Это хорошо, — довольно заметил домовой. — Такие люди, если к ним отнестись по-человечьи, в лепешку расшибутся, но помогут.

Я кивнул, глядя, как авто скрывается из виду. А затем повернулся. Никифор стоял в паре шагов от меня, скрестив на груди руки:

— Таким Северск только на пользу пойдет, — продолжил он. — Вон каким приехал, робким да растерянным. А стоило разок в лес прогуляться — и не узнать человека. О ковер не спотыкается, глаза огнем горят…

Я улыбнулся:

— Точно подмечено, Никифор.

Домовой вдруг застыл, задумчиво почесал затылок, взъерошив волосы, а затем произнес:

— Я чего пришел-то. Вас Вера искала. Сказала, нужно что-то по поводу заявок, но что я так и не понял. Больно много умных слов.

— Хорошо, — ответил я и направился в сторону кабинета.

Дверь кабинета была чуть приоткрыта. Достаточно, чтобы я заметил мягкое движение занавески и услышал лёгкий шелест бумаги внутри. Я подошел к двери, немного постоял, словно собираясь с мыслями, а затем толкнул створку.

Вера сидела за столом. Перед ней лежали два аккуратных ряда бумаг, а возле них стояла чашка с отваром, который уже успел остыть. Девушка перебирала бумаги, но едва я вошел в кабинет, не отрываясь от своих дел, уточнила:

— Как прогулка, Николай Арсентьевич?

— Отлично, — ответил я, входя в кабинет. — Нашли оленя.

— То есть, вы помогли пареньку? — глядя на меня, лукаво уточнила секретарь.

— Гавриле? — переспросил я и чуть усмехнулся. — Ревизор нам помог не меньше. Провел все исследования и уехал в столицу. Но обещал вернуться.

Секретарь улыбнулась:

— Хорошие люди тянутся к вам, Николай Арсентьевич, — сказала она тихо.

Я тяжело опустился в кресло:

— Как и плохие. Иначе промышленники уже давно бы поехали по своим делам.

Вера аккуратно поправила стопку бумаг. Через окно тихо прошелестел ветер. На мгновение показалось, что где-то вдали снова каркнула та самая ворона. Я вздрогнул, взглянул через окно в сад. Но никого там не было. Только ветер шевелил листья.

Вера удивленно посмотрела на меня и с тревогой уточнила:

— Что-то случилось, Николай Арсентьевич?

— Что? — переспросил я. — А, нет, ничего. Просто задумался. Простите, что взвалил на вас разбор заявок…

Вера покачала головой:

— Все хорошо. Просто…

Она замялась, словно подбирая слова, а затем продолжила:

— Пришли последние три заявки из окраинных волостей, — сказала она и разложила листы веером. — И у двух из них… проблемы.

— Какого рода? — уточнил я.

— Неполные данные, — пояснила девушка, пододвигая листы мне. Вот здесь, например, отсутствует подпись мастера. Я звонила по указанным номерам, но там никого нет на месте.

Я склонился над листами. Бумага была серая, плотная, шероховатая. Чернила легли слишком бледно, будто человек, который заполнял бумаги, сильно торопился.

Подписи действительно не было. Лишь аккуратное пустое место.

— Я… не хотела вас тревожить, — тихо продолжила секретарь. Её тонкие пальцы с чуть чернильными подушечками, осторожно коснулись бумаги. — Да только…

Я склонил голову и поинтересовался:

— А что нужно делать, если комплект неполный?

— Вернуть на доработку, — глядя на меня, как по инструкции отчеканила Вера. — Но про такое обязательно нужно сообщить начальству и получить подтверждение. Мало ли что.

— Тоже верно, — согласился я и еще раз взглянул на лежавшие передо мной бумаги. — Эти можно отправить, чтобы все доделали.

Секретарь кивнула и переложила их в правую стопку:

— Заявки, которые не соответствуют правилам, — пояснила она. — Те, которые не заземлились, или допустили другие нарушения.

— Хорошо, — ответил я и добавил. — Давайте я вам помогу.

Вера подняла глаза — быстрые, ясные, чуть удивлённые.

— Поможете? — мягко переспросила она, будто проверяя, правильно ли услышала.

— Конечно, — подтвердил я и придвинул к себе вторую стопку.

Секретарь чуть улыбнулась. Коротко, почти незаметно, но я заметил, что взгляд у неё потеплел. И мы принялись за работу.

Мы сидели в кабинете до позднего вечера. Свет лампы ложился тёплым кругом на стол, растворяя углы, оставляя лишь нас двоих: меня и Веру, окруженных шелестом бумаги. За окном сгущались сумерки, сад понемногу погружался в синеву, а в доме воцарилась тишина.

Вера работала сосредоточенно, аккуратно перекладывая бумаги из стопки в стопку. Иногда она слегка хмурила брови, и тогда над столом словно бы нависало маленькое облако обеспокоенности. В таком случае она обращалась ко мне за помощью, и я растолковал, как правильно все делать. Секретарь кивала, и бумаги перекладывались в нужную стопку.

Я же то и дело отвлекался, глядя на девушку. И ловил себя на том, что смотрю на неё чуть дольше, чем обычно. Может быть, оттого что день выдался длинным и насыщенным. А может, потому, что тишина кабинета делала всё вокруг острее.

— Вы устали? — не поднимая головы, тихо спросила Вера, когда висевшие на