Корсаков потупил взор. Лоредан был прав. В их власти было отправить его домой еще до начала Конклава. А если бы он ослушался… Что ж, у старейшин нашлись бы способы выдворить его из Венеции. Или просто заставить замолчать.

– Прошу простить меня, – тихо произнес Владимир. – Я смиренно соглашаюсь с вашим решением.

– Ваши извинения приняты. – Лоредан украдкой переглянулся с де ла Сердой и добавил: – Не сомневайтесь, мы серьезно отнеслись к вашему рассказу и проверим изложенные в нем гипотезы самостоятельно.

– Благодарю, – вновь склонил голову Корсаков. – О большем я и просить не смею.

– В таком случае ступайте, – благодушно кивнул Лоредан.

Корсаков развернулся и покинул кабинет, чувствуя на себе злобный взгляд Кроули.

* * *

Старейшины приняли Корсакова в палаццо в самом фешенебельном районе Венеции, Сан-Марко. Весь город делился на шесть сестьери (что неудивительно, ведь само это слово происходило от латинской цифры «шесть»): Сан-Марко, Сан-Поло, Санта-Кроче, Каннареджо, Кастелло и Дорсодуро с островами Джудекка и Сакка Физола. Несмотря на то что все они составляли один город, каждый район мог считаться маленькой, изолированной от других деревенькой. Галеаццо рассказывал, что некоторые венецианцы никогда не покидали пределов своих сестьери, а о существовании, скажем, площади Сан-Марко знали исключительно по книгам и картинкам.

Корсаков вышел из дверей, ведущих на небольшую глухую улочку, совсем не говорящую о том, что он находился в самом роскошном районе города. Он прислонился спиной к холодной каменной стене, выдохнул и только сейчас заметил, что его бьет легкая, едва заметная дрожь. Он невольно ухмыльнулся: после схваток с духами и тварями из иных миров волноваться из-за встречи с горсткой стариков, наслаждающихся властью над Конклавом, было смешно. Однако факт оставался фактом – беседа потребовала от него максимальной концентрации душевных сил, и он был не слишком доволен ее исходом. Лоредан обещал, что совет старейшин проверит переданные им сведения, однако Владимир не слишком на это рассчитывал. Вновь оставалось надеяться на себя. Впрочем, худшего исхода Корсакову также удалось избежать – от участия в Конклаве его не отстранили, а значит, хоть он и не сможет с трибуны обратиться к собравшимся со своими находками, никто не запрещал ему смотреть, слушать, подмечать и – почему бы нет? – делиться подозрениями, если кто-то захочет их выслушать.

Рядом с ним скрипнула дверь и на улицу высунулся неприметный человечек, который провожал его в кабинет перед встречей со старейшинами. Увидев Владимира, он слегка удивился, но одновременно и обрадовался:

– А, синьор Корсаков, я надеялся, что вы еще не ушли далеко. Прошу, возьмите.

Он протянул Владимиру запечатанный сургучом конверт. Корсаков машинально принял его и, прежде чем успел спросить, от кого письмо, человечек уже исчез внутри и захлопнул за собой дверь.

Владимир пожал плечами и изучил конверт. На нем не было никаких надписей – просто прямоугольник из желтоватой бумаги. Привлекала внимание лишь печать – красный воск, еще не успевший окончательно затвердеть, с красивыми готическими буквами: «DM». Корсаков задумался: кто мог передать ему это письмо? Инициалы не принадлежали ни одному из членов совета старейшин. Оставалось лишь проверить. Владимир взломал печать и извлек лист бумаги, на котором размашистым почерком было выведено:

«Найдите меня на маскараде. Де ла Серда».

IV

1881 год, октябрь, Венеция

Лабиринт улочек Венеции начисто убивал природное чувство направления Корсакова. Их сложно было назвать извилистыми, особенно если сравнивать с некоторыми кривоколенными переулками Москвы. Но количество, отсутствие ориентиров, пестрота и одновременно неуловимая одинаковость зданий – все это сбивало с толку. Старейшины заседали неподалеку от площади перед церковью Сан Зулиан, внушительной, но при этом трудноразличимой, ведь все ее стороны, кроме фасада, приходились на узкие темные подворотни. Владимира доставил сюда Галеаццо, но друг, конечно же, не стал ждать окончания аудиенции и убежал по своим делам. Оставалось искать дорогу самостоятельно.

Корсаков помнил, что по дороге от дома Бонавита они пересекли знаменитый мост Риальто, перекинутый через Гранд-канал, и еще три-четыре (а может, и пять-шесть) переправы через каналы поменьше. Как раз в этот момент до его слуха донесся мелодичный звон башенных часов. Владимир завертелся на месте, пытаясь угадать источник звука. Чутье подсказывало, что часы звонили где-то к западу от него. Значит, там располагалась знаменитая площадь Сан-Марко, которую они с Галеаццо не проходили. Риальто же находился восточнее, а значит, Владимиру следовало двигаться в противоположном направлении от звонящих часов.

Спустя минут двадцать плутаний удача все же улыбнулась Корсакову. Из тесных каменных переулочков он вышел на относительно широкую улицу, оттуда – на набережную Гранд-канала и увидел Риальто по правую руку от себя. Белоснежный каменный арочный мост, построенный еще в XVI веке, возвышался над водой, и Владимир поймал себя на мысли, что хорошо понимает художников, которых этот вид завораживал настолько, что заставлял их писать его снова и снова. Корсаков невольно остановился и залюбовался. Идиллия продлилась недолго – его чуть не сшиб с ног ругающийся под нос грузчик с огромным, пропахшим рыбой мешком на спине. Пришлось двигаться дальше.

День клонился к закату. Мост заливало медно-золотое сияние заходящего солнца, отражаясь в воде и разбиваясь на сотни искрящихся на волнах бликов. Две наклонные лестницы с обеих сторон вели к центральному проходу, окруженному аркадами лавок, делая Риальто похожим на три узеньких горбатых улочки. Мост гудел голосами. Торговцы выкрикивали цены на рыбу, пряности, ткани и украшения. Богато одетые дамы под кокетливыми кружевными вуалями фланировали под руку со спутниками. Казалось, сюда стекался весь город. Венецианцы и иностранцы – купцы, моряки, мелкие жулики и выделяющиеся на общем фоне английские туристы, облюбовавшие город со времен Байрона. Из лавок пахло рыбой и морем, сушеными травами, табаком, горячими каштанами и книжной пылью. Владимир пересекал мост не торопясь, разглядывая товары. В какой-то момент он почувствовал, как в карман сюртука скользнули чужие пальцы. Не оборачиваясь, Корсаков двинул незадачливому воришке локтем по зубам и, довольно посмеиваясь, двинулся дальше. Такая Венеция ему нравилась.

Но вскоре за Риальто его вновь поглотил иной город. Темный, мрачный, сырой и поросший мхом. Владимир вновь запутался в хитросплетении переулков, глухих дворов и охряных зданий. Он готов был поклясться, что мимо некоторых прошел как минимум раза два. Очередная улочка завела его в типичный венецианский sotoportego – эдакий тоннель сквозь здания, накрытый верхними этажами домов. Здесь магическая атмосфера окончательно развеялась среди потемок и запаха мочи. Как назло, вокруг не было ни единой живой души, способной подсказать дорогу.