Корсаков напомнил себе, что дворянину не пристало восторженно пялиться на особу противоположного пола, а потому постарался придать лицу скучающее выражение и предположил:

– Видимо, они умирают?

– Да, рано или поздно.

– В таком случае это очень точный прогноз. А главное – универсальный.

Девушка подошла к Владимиру и остановилась рядом, продолжая внимательно его разглядывать. От ее близости Корсаков почувствовал себя неуютно, словно вновь стал неуклюжим полноватым гимназистом, набирающимся смелости пригласить на танец понравившуюся ему сверстницу.

– Рискнете? – спросила девушка. – Снимите карту. Посмотрим, что она скажет о вас.

Владимир не глядя стянул с колоды верхнюю карту и продемонстрировал ее гостье.

– Как и ожидалось, – сказала гостья. Уголки ее губ тронула насмешливая улыбка.

Корсаков перевернул карту лицом к себе. На рисунке был изображен мужчина, одетый в пеструю куртку с короткими рукавами, напоминающую костюм средневекового шута, но без колпака с бубенцами. Вместо него – широкополая шляпа с перьями. Через плечо перекинута дорожная сумка на посохе. Рядом с мужчиной художник поместил рыжего пса, который пытался предупредить хозяина об опасности – тот двигался к краю обрыва, но не замечал этого, завороженный небом над головой. В нижней части карты готические буквы складывались в слово «Il Matto».

– Шут, – вслух перевел Владимир.

– Или дурак, – откликнулась девушка. – Приятно познакомиться, синьор…

– Граф, – чуть более раздраженно, чем ему бы хотелось, поправил ее Владимир. – Граф Корсаков.

– Ах, ваше сиятельство, – притворно удивилась гостья. – Должно быть, вы и есть русский друг моего братца. Знаете, он с самого детства любил приносить в дом птиц со сломанным крылом или потерянных бродяжек.

Она подошла еще ближе, забрала карту из рук Корсакова, затем – колоду со стола и произнесла:

– Добро пожаловать в Венецию.

– А, я гляжу, ты уже познакомился с паршивой овцой нашего благородного семейства! – Галеаццо спас Владимира от необходимости придумывать ответ. Его друг как раз вошел в гостиную и с улыбкой наблюдал за немой сценой. – Франческа, ты не могла бы, для разнообразия, оставить Владимира в покое?

– Выставляешь меня сущим чудовищем, – фыркнула девушка. – Не переживай, твой друг в полной безопасности.

Она развернулась и покинула гостиную. Владимиру оставалось лишь проводить ее ошеломленным взглядом.

– Мне знакомо это выражение лица, – констатировал Галеаццо. – Тебе повезло – похоже, ты ей малоинтересен. Я лично знаю парочку ее поклонников, которыми она поигралась и бросила. Парни были готовы руки на себя наложить. Не представляю, через что нам придется пройти, когда родители все-таки решат пристроить ее замуж, с такой-то репутацией.

– Ты говоришь это только для того, чтобы я не расстраивался?

– Ну… В принципе да!

Он подумал с секунду, а затем ткнул во Владимира указательным пальцем и добавил:

– В любом случае это моя младшая сестра! Поэтому без всяких там мыслей, уловил?

– Я постараюсь, – пообещал Корсаков.

– Ну, вот и здорово! Итак, как насчет выпить?

Владимир тяжело вздохнул и ответил:

– Хорошо, веди. Только в разумных пределах, пожалуйста. Сам знаешь, у меня завтра важная встреча.

– Не переживай, доставлю в лучшем виде! – пообещал Галеаццо. Перед уходом он взглянул на шахматную доску, удрученно простонал: «Опять она это сделала» – и уронил черного короля, признавая поражение.

III

1881 год, октябрь, Венеция

Хотя сидящих перед ним людей Корсаков видел первый раз в жизни, он успел собрать достаточно сведений, чтобы представлять, кто есть кто.

Сцена вновь напомнила ему о гимназии, на этот раз – об экзаменах. Он стоял в центре большого и со вкусом обставленного зала. Перед ним, поперек помещения, установили длинный стол, за которым расположились пятеро мужчин. Все они были седыми и умудренными опытом, даже на вид, отчего еще больше напоминали профессоров. Владимир перед ними выглядел и чувствовал себя нерадивым учеником. И это ему не нравилось.

Еще меньше ему нравилась головная боль – печальное последствие вчерашних посиделок с Галеаццо. Но, осмотрев себя утром в зеркале, Владимир счел увиденное вполне презентабельным.

Корсаков как раз закончил говорить, отчего в зале повисло томительное молчание. Мужчины не совещались, не задавали вопросов – они просто сверлили Владимира пронзительными взглядами. Корсаков переступил с ноги на ногу и подавил желание прочистить горло. Матушка предупреждала, что в присутствии старейшин стоит вести себя тихо и уважительно. Здравый смысл советовал то же самое. Противоречивая натура – сопротивлялась.

«Старейшинами» именовались пятеро наиболее опытных и уважаемых участников Конклава, которым и предстояло определить темы для обсуждения на собрании. Кому дать голос. Кому рекомендовать промолчать. Кого поставить распоряжаться наследием вымерших семейств, не оставивших потомков и завещаний.

Корсаков отдавал себе отчет, что наличие подобной власти было необходимо. Как и любое общество, участники Конклава представляли из себя крайне неоднородную массу. Из-за этого (а также из-за своеобразной специфики оккультных знаний) средневековые собрания даже приводили к стычкам и смертоубийствам. Тогда-то и решено было ввести должности старейшин. А заодно и наделить их полномочиями карать отступников. Так за несколько столетий сборище колдунов, чернокнижников, хиромантов и алхимиков превратилось в довольно солидное и, как следствие, неповоротливое общество со своими фракциями, неписаными законами и сложной системой старшинства. И эту систему Корсакову требовалось перебороть. Он повторил для собравшихся то, о чем загодя писал, – о растущей угрозе и о предателях в рядах участников Конклава. Теперь пятерым старейшинам предстояло решить, как поступить с услышанным. Однако решение задерживалось.

– Итак, господа, что скажете? – наконец спросил сидящий в центре мужчина. По описанию Корсаков определил в нем Доменико Лоредана – венецианца, хозяина нынешнего Конклава. Полный, но не неуклюжий. С короткой седой бородкой, глубокими морщинами и проницательными карими глазами. Одет вычурно, но не вульгарно – темный костюм с золотой вышивкой, редкие перстни с печатями. Имеет забавную привычку – коллекционировать пророчества и предсказания. Лоредан слыл консерватором, но даже его противники признавали его прагматичность и интеллект. Именно его Владимир обязан был перетянуть на свою сторону – если венецианец примет решение, остальные старейшины его послушаются.

– Я считаю, что это полнейшая чепуха, – ответил его сосед справа – высокий сухощавый старик с резкими чертами лица и густыми седыми бакенбардами. Сэр Альфред Кроули. Охотник на бенгальских тигров-оборотней и