– Вынужден согласиться с моим британским коллегой, – подал голос его сосед с краю стола. Худощавый, с зачесанными назад темно-седыми волосами и длинными пальцами в пятнах от трав и химикатов. Говорит тихо и не слишком уверенно. Йохан фон Рейс. Прусак. Алхимик. Этот своего мнения не имеет. Сейчас поддерживает Кроули, но качнется, если Лоредан примет иное решение.

– Молодой человек, поймите нас правильно, – пробасил мужчина с противоположного, левого края. Высокий, могучий, с густой серебряной бородой и тяжелыми бровями. Торстен Энгельбрет. Швед. О нем Корсаков не знал почти ничего. Энгельбрет меж тем продолжал: – Мы видим вас впервые и удостоили аудиенции только в память о заслугах вашего отца. Более того, Юсуф-бей и ваш дядя, Михаил, были уважаемыми членами Конклава. И вот вы стоите перед нами и утверждаете, что они оба оказались предателями…

– А все наши знания, полученные и доказанные куда более опытными и осведомленными людьми, чем вы, являются ложными! – добавил Кроули. – Паранормальные силы – это…

– Да, да, знаю, это стихия, со своими приливами и отливами! – Корсаков раздраженно прервал его, прежде чем успел спохватиться. Пришлось вновь изобразить кротость и добавить: – Сэр Альфред, прошу вас простить мою дерзость. Меня учили тому же, и я ни в коей мере не стал бы подвергать сомнению выводы наших предшественников, если бы не видел своими глазами доказательства обратного.

Глядя на Кроули, Владимир понял, что совершил ошибку и попытка ее исправить не увенчалась успехом. Англичанин изначально был настроен против него, а теперь, покраснев от злости, явно желал поставить выскочку на место.

– Хотелось бы уточнить, о каких доказательствах идет речь? – спросил Энгельбрет. – Если о тех, что были приведены в письмах, то они таковыми не являются. Безусловно, в них присутствуют определенные совпадения, но выводы вашего отца о наличии некой организации, стоящей за происшествиями, что он расследовал, кажутся мне поспешными.

– И, как справедливо заметил сэр Альфред, не являются достаточным основанием для того, чтобы отрицать наши догматы, – бесцветным голосом добавил фон Рейс. – Теория приливов и отливов была выведена Михаилом из Пеллы еще во времена Византии и до сих пор не опровергнута. Ее столь же бесполезно отрицать, как законы мироздания. Иногда окружающий нас эфир волнуется, иногда – успокаивается. Сейчас, безусловно, период волнения. Но пользуясь словами царя Соломона: «И это пройдет».

– Скажите, у вас есть более вещественные доказательства? – впервые спросил пятый старейшина, сидящий слева от Лоредана. Среднего роста, слегка сутулый, с гладко выбритым лицом и цепким взглядом. Немного похож на церковного клерика. Дон Симон де ла Серда из Испании. Темная лошадка. Владимир так и не смог составить своего мнения о нем из собранной корреспонденции, усвоив только, что среди старейшин он второй, после Лоредана, по влиянию, немного опережая Кроули.

– Только то, что видел собственными глазами, – ответил Корсаков. – Конечно, были свидетели…

– Глаза могут обманывать! – Настал черед Кроули его обрывать. – Не говоря уже о том, что вы сами могли на них влиять. Есть ли твердые, неопровержимые улики? Артефакты? Физические доказательства?

Владимир задумался. Что он мог предъявить? Портреты Стасевича, лишившиеся своих зловещих свойств и большей частью сгоревшие? Дремлющий каменный круг? Наработки Олега Неймана? Описание ритуала из Дмитриевского училища? Гончая Раката, использованная дядей, исчезла, не оставив и следа. Кааф и существа из-под Чертова озера никоим образом не доказывали, что за ними стояли безликие участники Общества.

– Нет, – наконец ответил Корсаков, а затем добавил: – Mea culpa[38]. К сожалению, я был слишком занят спасением жизней и самого факта существования нашего мира. Это в некоторой степени лишило меня возможности обеспечить сбор и каталогизацию улик, которые уважаемые старейшины сочли бы неопровержимыми.

Он отдавал себе отчет, что, несмотря на почтительные формулировки, в его словах, несомненно, угадывается сарказм, однако не сумел сдержать себя. Не для того погиб его брат, потерял разум отец, а сам он неоднократно рисковал жизнью, чтобы его распекали здесь старики, погрязшие в собственных интригах и утратившие связь с реальностью.

– А может, стоило? – расплылся в ядовитой ухмылке Кроули. Он явно видел эмоции Корсакова и был доволен, что заставил его беситься из-за невозможности выразить свое недовольство.

Как ни хотелось Владимиру пойти на поводу у собственной заносчивости, он заставил себя собраться и сказать ровным, спокойным голосом:

– Досточтимые старейшины, синьор Лоредан, я осознаю, какая честь была мне оказана самим фактом того, что вы согласились меня выслушать. По вашей реакции я понимаю, что предоставленных мною умозаключений недостаточно, чтобы убедить вас. К сожалению, кроме того, что я уже сообщил вам, мне добавить нечего. Я, безусловно, приложу все силы, чтобы найти доказательства, способные выстоять перед вашим справедливым судом. Но на это потребуется время. Время, которого у нас нет, ведь, если существует хоть малейшая вероятность того, что я говорю правду, над нами нависла угроза, опаснее которой наше сообщество не видело уже сотни лет. А потому прошу вас отринуть свой скептицизм и позволить мне поделиться своими находками и находками моего отца, чье место я вынужден занять сегодня, обратившись ко всем участникам Конклава. Возможно, именно так мы сможем найти недостающие аргументы в пользу моей правоты.

Закончив, Корсаков заставил себя склонить голову в ожидании ответа.

Снова повисло молчание. Лоредан поочередно посмотрел на каждого из старейшин. Один за другим они покачали головами. Последним, после некоторого раздумья, это сделал де ла Серда. Лоредан солидно кивнул и объявил:

– Синьор Корсаков, представленные вами факты, безусловно, интересны и требуют внимательной проверки…

Против воли в сердце Владимира затеплился огонек надежды, хотя умом он и понимал, что последует дальше.

– Однако вы не смогли предоставить доказательств, способных убедить совет старейшин, – продолжил Лоредан. – К тому же синьор Энгельбрет упомянул очень важную вещь. Ваши заявления бросают тень на Михаила Корсакова, вашего дядю, и Юсуф-бея. Оба – уважаемые члены Конклава, ранее не дававшие нам ни единого повода для подозрений. Согласитесь, при таких обстоятельствах уже вы предстаете в невыгодном свете.

– Прошу меня простить, но в чем мой резон лгать вам? – спросил Корсаков, однако от напряжения не совладал с собственным голосом, отчего его вопрос прозвучал излишне резко.

Лоредан опасно нахмурился, но голос его остался спокойным:

– Внести смуту в ряды участников Конклава. Запугать нас. Привлечь внимание к себе и своим теориям, чтобы достичь неких, пока непонятных нам, целей. Поверьте, синьор Корсаков. Трактовать ваши действия можно