– Сейчас еще раннее утро. Неужели моя дорогая Хуа уже утомилась?

Я рассмеялась, привлекая внимание императора.

– Ваше Величество, как хорошо, что вы проходили неподалеку. Мы с матушкой Хуа как раз наслаждались пением сестренки Ань.

Император крепко сжал мою руку и спросил у Хуа:

– Правда?

Наложница Хуа, которая никак не могла найти достойный выход из сложившейся ситуации, немного расслабилась, услышав вопрос государя.

– Мне кажется, что сюаньши Ань очень красиво поет, – ответила она, натянуто улыбнувшись.

Сюаньлин обратил свой взор на Линжун, и его лицо вдруг осветила добрая улыбка.

– Я был слишком далеко, чтобы расслышать твое пение. Не могла бы ты еще раз спеть?

Я постаралась взглядом приободрить Линжун. Она тихонько вздохнула, а потом решительно кивнула. Слегка покашляв, чтобы прочистить горло, она запела.

Когда я слушала пение Линжун, я представляла лотосы, покачивающиеся на поверхности пруда. Ее голос был таким же сочным и ярким. Он был освежающим и в то же время пьянящим, как легкий ветерок, гоняющий ряску по водной глади. Голос Линжун проникал в самое нутро. Мне казалось, что все внутри меня то поднималось, когда она брала высокие ноты, то опускалось, когда тональность становилась ниже. Высокие ноты в исполнении моей подруги были столь же прекрасны, как звон горного хрусталя. Как ивовый пух весной, как нить шелкопряда – мелодия бесконечно вилась и кружилась в воздухе. Она была наполнена любовью и ненавистью, теплом и холодом. Мне казалось, что я всей кожей впитываю чарующие звуки. Нежная прохлада окутывала мою душу, даря неописуемое наслаждение. Пение Линжун не было похоже на то, что мы привыкли слышать. Я могла бы сравнить его только «со звуком разбившегося нефрита с горы Куньлунь да блеском росы на лепестках орхидеи» [13].

Даже я, уже не раз слышавшая, как поет Линжун, была потрясена. Меня охватило чувство благодарности за то, что я могу насладиться звучанием ее голоса. Ее пение было такое же нежное, как трель соловья, мягкое, как тончайший шелк, чистое, как родниковая вода, ласковое, как поцелуй возлюбленного. Я позабыла обо всем на свете. Мне хотелось окунуться с головой в эти звуки и остаться среди них навсегда.

Сюаньлин смотрел на Линжун как завороженный. На лице наложницы Хуа смешались удивление и злость, из-за чего ее красота заметно потускнела. Императрица поначалу тоже изумилась, но это длилось лишь несколько мгновений. Сейчас она снова спокойно улыбалась и слушала пение Линжун с таким выражением лица, словно в ее голосе не было ничего особенного.

Я в очередной раз восхитилась тем, как государыня мастерски управляет своими эмоциями.

Линжун трижды повторила припев, а затем постепенно затихла, но чудесная мелодия не исчезла сразу. Казалось, она еще какое-то время витала в воздухе. Сюаньлин, не шевелясь и ничего не говоря, смотрел куда-то вдаль. Казалось, он настолько глубоко ушел в свои мысли, что даже не заметил, как песня закончилась.

– Ваше Величество! – окликнула его императрица.

Сюаньлин ее не услышал, поэтому она позвала его еще раз, но погромче. Только тогда император вынырнул из мира грез и взглянул на нас.

В этот момент я поняла, что Линжун добилась того, ради чего мы все это затеяли. Причем все вышло намного лучше, чем мы ожидали.

– У сюаньши Ань очень приятный голос, – сказала императрица, повернувшись к супругу. – Он напоминает мне звуки природы: журчание ручья и шорох листьев.

Услышав похвалу из уст императрицы, Линжун изящно присела и скромно склонила голову. Сюаньлин приказал ей выпрямиться и стал внимательно разглядывать ее светлое, как бегущие по небу облака, лицо.

По кристально чистым, выразительным глазам Линжун всегда можно было понять, что она чувствует. Вот и сейчас я видела в них смесь беспокойства, смущения и страха. В этот момент она была хрупкой, застенчивой девушкой, чей вид пробуждал в чужих сердцах желание оберегать ее. В гареме не было никого похожего на Линжун, потому что со временем в окружении императора не осталось скромных, стыдливых и беспомощных женщин. Я еще раз взглянула на ямочки на щеках Линжун, на то, как она робко и грациозно склонила голову, и где-то глубоко внутри меня проснулось странное, непонятное мне чувство.

У Сюаньлина было хорошее настроение. Его выражение лица было таким же ясным, как голубое небо над нами.

– Великолепно! Срывай цветы, пока они цветут! – Император довольно улыбнулся и спросил у застывшей перед ним наложницы: – Как тебя зовут?

Линжун растерянно посмотрела на меня. Я слегка кивнула ей. Она собралась с духом и тоненьким, как комариный писк, голоском ответила:

– Ань Линжун.

– Когда ты отвечаешь императору, – подала голос наложница Хуа, чье лицо будто бы свело судорогой: так неестественно выглядела ее улыбка, – ты должна говорить про себя «Ваша слуга», иначе ты проявляешь неуважение к государю.

Линжун покраснела, услышав замечание, и стыдливо опустила глаза.

– Я поняла. Спасибо за совет.

Императрица посмотрела на старшую наложницу и сказала:

– Видимо, ты теперь часто будешь встречаться с сюаньши Ань. Обучи ее всему, чему требуется. Времени у вас предостаточно.

В глазах Хуа появился недобрый блеск, но спустя мгновение она снова улыбнулась, показывая белоснежные зубы.

– Разумеется, государыня. Я понимаю, как вам сложно в одиночку управлять гаремом, и с радостью разделю ваши тяготы.

Император все не мог отвести взгляд от Линжун.

– Как же славно, когда столь светлые и радостные песни поет человек с чистой душой, – сказал он.

Я отступила на пару шагов и застыла с вежливой улыбкой на губах. Так и должна вести себя наложница императора, ведь все, что будет происходить дальше, меня уже не касалось.

Наложница Хуа последовала за императором и императрицей, а я, сославшись на усталость, попросила разрешения удалиться в свои покои.

Сюаньлин наказал мне хорошенько отдохнуть и велел служанкам присматривать за мной. Линжун тоже собиралась вернуться в Ифу, но стоило нам пройти несколько шагов, как к нам подбежал Ли Чан и попросил ее следовать за государем.

Подруга виновато взглянула на меня, но тут же подобрала подол юбки и почти бегом направилась за Сюаньлином.

Я взяла Лючжу под руку, и мы не спеша направились к павильону Ифу. Следом за нами молча шли Пэй и Цзинцин.

– Госпожа, вы сразу же хотите вернуться в свои покои? – спросила внимательная Лючжу.

Прикусив губу, я покачала головой и повернула к озеру Фаньюэ. Я шла и смотрела, как подол моего роскошного наряда скользит по земле. Он был точно плывущие на горизонте облака во время заката. Вышитые на розовом фоне яблоневые ветви с еще нераскрывшимися бутонами напоминали о поре всеобщего цветения, что наступала весной.