— Он мне семечки на подоконник стал сыпать, чтобы птиц привлечь, — тихо сообщил я.

— Но крыс в комнату не пускал, — резонно заметил Владимир Васильевич. — А значит, смягчился характером. Вашего предшественника он не так жалел.

— А я думал, что они дружили.

— Это уже потом, когда Никифор понял, что князь — хороший человек, — ухмыльнулся воевода. — Нет, конечно, он не называл его хорошим. И вряд ли хоть когда-то скажет подобное человеку. Но заботился, кормил вовремя, чай подавал без напоминаний. Даже носки вязал, в которых князь потом по дому ходил.

— Я бы тоже был не прочь, — хмыкнул я. — Тут полы по утрам очень стылые.

— До носков вам надо еще дорасти, — покачал головой Морозов. — Рано еще вам на них рассчитывать.

Я повернулся. Солнце уже почти поравнялось с верхушками леса. Морозов стоял рядом, глядя на меня. И я кивнул. Произнес, меняя тему:

— Идемте на ужин

Мы поднялись по ступеням крыльца. Воевода открыл дверь, и мы вошли в гостиную, где нас встретила Вера:

— Николай Арсентьевич, Осипов согласен на внеочередное собрание Совета, — начала она. — Готов устроить собрание уже сегодня.

Скорее всего, мастер-старший советник решил, что я собираюсь обсуждать инвестиции столичных мануфактур. Я представил вытянутое от разочарования лицо Осипова, когда тот узнает про истинную причину досрочного сбора, и не сдержался от довольной улыбки:

— Прекрасно. Назначьте встречу через три часа. Мы как раз успеем отобедать. Ну, или отужинать, тут как посмотреть.

— Не поздновато будет? — уточнил Морозов.

— В самый раз, — отмахнулся я. — Испортим главе Совета настроение перед сном.

Вера улыбнулась, оценив шутку, и вышла из гостиной. Я же направился в столовую, где на столе уже дымился густой суп, рядом стояли миски с картофелем, ломтями жареного мяса на кости, и нарезанным хлебом. В воздухе витал аромат можжевельника и печёного теста. На подоконнике дремал Мурзик. И мне показалось, что зверь даже не обратил на меня никакого внимания.

Я прошел к столу, сел на свободное место, отрезал кусочек мяса, поддел его на вилку и отправил в рот. Довольно зажмурился: оно было мягкое, ароматное, с лёгким вкусом дыма и можжевельника. И впервые за день почувствовал настоящий покой.

— Как вам, князь? — послышался голос воеводы.

— Как всегда бесподобно, — ответил я.

— Это всё Никифор. Говорит, готовил по особому случаю.

В столовую вошла Вера. Секретарь кивнула мне, давая понять, что встреча с Осиповым на сегодня назначена, и села за стол.

Мы ели в молчании, под потрескивание дров. Когда суп и мясо подошли к концу, в гостиную вошел Никифор. Домовой ловко убрал со стола тарелки, и поставил перед нами заварочный чайник и блюдо со свежеиспеченным пирогом.

— Попробуйте, князь, — сообщил домовой, разливая чай по чашкам. — Пирог сегодня с брусникой. Аромат, небось, чувствуете?

От выпечки в самом деле исходил густой, терпко-сладкий запах с лёгкой кислинкой и еле уловимым оттенком хвои.

— Сам поди ягодки собирал? — откинувшись на спинку кресла, уточнил Морозов.

Никифор посмотрел на воеводу, и в его взгляде читалось явное осуждение:

— А может и я, — сварливо отозвался он после паузы. — Что от этого он хуже стал бы?

Домовой ловко снял фартук, что-то пробормотал себе под нос и исчез в коридоре. Я взял вилку, отломил кусочек и попробовал. Пирог оказался тёплым, нежным, с сочной, чуть терпкой начинкой, а сладость теста только подчёркивала вкус ягод. Вера с лёгкой улыбкой положила себе ломоть:

— Вкус детства, — сказала она негромко после пробы и пояснила. — Моя мама пекла такие. Только сверху посыпала сахарной пудрой.

Я уже приготовился к тому, что воевода съязвит, но, к моему удивлению, Морозов кивнул. А потом сказал:

— Моя супруга когда-то тоже пекла пироги. Мне казалось, что с этим справится кухарка. А потом понял, что у нее они получались куда лучше, чем у самого талантливого повара.

Мне удалось сохранить спокойное лицо, хотя я был знатно удивлен, узнав, что у воеводы была супруга. Вера обменялась со мной коротким взглядом, который дал понять, что она тоже не знала об этой страницы биографии Морозова. Однако продолжать тему он не стал. И никто не посмел спросить его о жене или пирогах, которые она готовила.

За окном начинали сгущаться сумерки. Я сделал глоток ароматного отвара с лёгким дымным привкусом. Кажется, Никифор добавил туда сушёные листья брусники. В какой-то момент я заметил, как Мурзик осторожно встал на подоконнике, ловко спустился на пол и через несколько мгновений оказался у моих ног. Встал на задние лапки, прося угощения. Я отломил кусочек пирога и дал бельчонку, который шустро схватил его и вернулся на подоконник, где принялся осторожно поедать лакомство.

Морозов взглянул висевшие на стене часы, встал из-за стола и тихо сказал:

— Скоро надо будет выезжать. Я подгоню машину.

Я кивнул, и воевода направился к выходу. Я же допил отвар и, на мгновение задержавшись в кресле, взглянул в окно, на сад.

Когда я вышел на крыльцо, солнце уже почти село. У ворот ровно горел фонарь, освещая двор тёплым золотистым светом. Где-то вдалеке ухнул филин.

Авто уже было подогнано к крыльцу. И едва я вышел, Морозов открыл дверцу, приглашая меня сесть. Металлический корпус блеснул в отблеске лампы.

Я спустился по ступеням крыльца, занял своё место и откинулся на спинку сиденья. Воевода закрыл дверь, обошел авто и сел за руль. Завел двигатель, и машина мягко тронулась.

Дорога к городу петляла между тёмных полей. Фары выхватывали из сумерек отдельные деревья, редкие столбы, мокрые от росы камни. Небо было низкое, тяжёлое, затянутое облаками.

Вскоре показались огни Северска, который уже погрузился в мягкий полумрак. Прохожие спешили к домам, на углах пекари закрывали лавки, гремели ставни, гудел трамвай. Город жил своим медленным, уверенным ритмом. В окнах домов отражались уличные фонари, а по