Лес вокруг постепенно редел. Стволы становились тоньше, меж ветвей всё чаще пробивались лучи солнца. Воздух становился свежее. И вдруг сквозь шорох листвы донёсся мягкий, журчащий звук. Сначала едва уловимый, но с каждым шагом он был всё отчётливее.

— Ручей, — не оборачиваясь, негромко сказал Митрич.

Мы прошли ещё несколько шагов, и тропа вывела на небольшую низину. Земля под ногами стала влажной. Меж двух холмов серебристой лентой тек чистый, прозрачный ручей с каменным дном. От глади воды отражалось солнце.

— Тише, — сказал Митрич, подняв ладонь. — Мы пришли.

Аргумент остановился рядом, насторожив уши. Его морда была обращена вперёд

— Вон он, — тихо сказал леший, указывая на противоположную сторону ручья. — Глядите.

На другом берегу, в полосе утреннего света неподвижно стоял олень. Сначала его можно было принять за мираж. Но постепенно очертания стали явственнее: высокий силуэт, тонкая шея, сильные плечи. Шерсть отливала серебром, будто каждый волос был тончайшей нитью инея, уцелевшей после зимы. Словно зверь сам излучал внутренний свет.

Олень стоял неподвижно, опустив морду к воде, дрожавшей от его дыхания, и каждая рябь, расходясь по гладкой поверхности.

Члены комиссии пораженно застыли. Женщина приложила руку к губам, едва сдерживая восторг. Её глаза блестели, как у ребёнка, который впервые увидел чудо. Затем схватила фотоаппарат, и я заметил, как дрожат ее руки. Она сделала несколько снимков, чтобы приобщить их к отчету. Даже мужчина, который относился к слухам про оленя весьма скептически, стоял, не шевелясь, и смотрел на зверя во все глаза, не решаясь моргнуть. Только его губы беззвучно что-то шептали.

Костомаров сделал шаг вперёд, но Митрич положил ему ладонь на плечо:

— Осторожнее, мастер, — предостерег он. — А то спугнете.

Глава экологического ведомства только кивнул, не сводя взгляда с застывшего на берегу ручья зверя.

— Невероятно… — прошептал он. — Настоящий северный серебристый олень. Здесь, в наших краях!

— Это же… невозможно, — пробормотал мужчина, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

Девушка быстро достала из сумки планшет, торопливо что-то записывая. И в этот момент олень поднял голову и пристально, не двигаясь, взглянул на нас. А затем шагнул в сторону леса, растворяясь за деревьями. На поляне воцарилась тишина. Даже ветер замер. Только ручей тихо звенел, словно напоминая, что всё происходящее не сон. Я взглянул на Митрича. Тот набивал трубку, делая это с таким спокойствием, будто видел подобное каждое утро.

— Что мастера, — негромко произнёс он, и его голос прозвучал спокойно, почти буднично, — убедились?

Костомаров глубоко выдохнул и обернулся ко мне. На лице его отразилась какая-то детская радость, смешанная с благоговением.

— Это… это бесценно, — сказал он негромко. — Я не верил, Николай Арсентьевич. Но теперь… теперь никаких сомнений нет.

Женщина-инспектор с трудом скрывала волнение, торопливо продолжая составлять протокол:

— Он ведь даже не испугался нас… — дрожащим голосом добавила она. — Просто смотрел. Как будто понимал.

— Понимал, — тихо подтвердил Митрич, выдыхая сизый дым. — Они всё всегда понимают. И этот красавец людьми не пуганый.

Высокий мужчина, наконец, пришёл в себя. Он выпрямился, кашлянул, стараясь вернуть голосу холодную чиновничью невозмутимость:

— Комиссия зафиксирует факт. Осталось оформить отчёт и направить в столицу. И тогда сюда направят уже столичного контролера, чтобы он убедился в наших словах. Он должен будет зафиксировать…

Костомаров кивнул, но я уловил в его взгляде то, что не имело отношения к бюрократии. В этот момент он был не чиновником. Передо мной стоял человек, который впервые за долгие годы увидел настоящее чудо.

— Мастер Костомаров, — тихо произнёс я, когда члены комиссии немного отступили, оживленно обсуждая увиденное событие. — Если вы теперь уверены, значит, можно будет создать на территории княжества заповедник?

Он повернулся ко мне, задумчиво потёр подбородок. Затем медленно кивнул

— С таким подтверждением — без всяких сомнений. Сегодня же отправлю отчёт в столицу. И думаю, что Столичная Императорская Академия подпишет постановление без промедления. Северский заповедник… — он сделал паузу, словно пробуя название на вкус. — Звучит гордо.

Я оглянулся к разговаривающим членам комиссии, на лицах которых застыла смесь восторга, растерянности и неуверенности, словно каждый из них только что увидел не просто редкого зверя, а саму душу этого края. А затем произнес, обращаясь к главе экологического ведомства.

— Тогда благодарю вас за помощь

— Благодарить нужно вас, мастер-князь, — ответил собеседник. — Без вашего участия, думаю, все это просто списали бы на слухи. А потом, в лес наведались бы браконьеры. Которые выследили бы оленя и…

Он не договорил, но мне показалось, что в голосе Костомарова прозвучал ужас. Словно браконьеры уже выследили увиденного нами зверя. Боковым зрением я заметил, как стоявший чуть поодаль Митрич скривился при упоминании браконьеров. Видимо, у лешего было другое мнение по поводу тех, кто пришел бы в этот лес без спроса.

Мы ещё немного постояли у ручья. Над поляной кружились полупрозрачные бабочки, отражаясь в поверхности воды. На лицах членов комиссии всё ещё читалось волнение, которое до сих пор не прошло. Девушка перепрыгнула через водную преграду и восторженно уже фотографировала землю. Чтобы, наверное, приобщить к отчету отпечатки копыт.

— Что же, — подвел итог Костомаров, когда девушка с фотоаппаратом вернулась на нашу сторону ручья. — Думаю, на сегодня этого достаточно. Мы подготовим отчёт и завтра передадим вам копию, Николай Арсентьевич. А второй экземпляр отправим в столицу.

— Хорошо, — ответил я. — Мастер Дубов, не проводите нас к границе вашей вотчины?

— Охотно, — быстро согласился леший. Он вытряс пепел из трубки и неспешно убрал ее в карман. А затем развернулся и направился прочь от ручья.

Мы последовали за ним. Лес, как будто довольный исходом, принял нас мягко. Ветви шевелились над головой, а шаги по мху звучали тише, чем прежде. Аргумент шёл рядом, время от времени посматривая на меня.