Я усмехнулся, решив, что в этих коврах определенно есть какая-то магия, раз даже призраки говорят о них с придыханием.

— Главное, что без новых усопших, — отметил я.

— Именно! — гордо расправил плечи Карпович. — А я ведь говорил, что на моём посту всё будет под контролем.

Я двинулся по парадной вверх по лестнице, и Карпович, разумеется, поплёлся рядом. Подошва его тапочка слегка шаркала по ступеням, и создавалось впечатление, будто я иду с живым соседом, которому не терпится поделиться последними новостями. Газету он сунул подмышку, освобождая руки для жестикуляции.

— А вы знаете, Павел Филиппович, — заговорил Ринат Давидович вполголоса, будто боялся, что кто-то подслушает, — вчера к вашей барышне приезжал её батюшка.

— О? — приподнял я бровь. — Сам явился?

— Собственной персоной! — торжественно кивнул призрак. — Поздновато, правда. Часы били уже десять, когда он вошёл. Сначала я подумал: неужто какой-нибудь ухажёр с запоздалым визитом? Но нет, оказался отец. Привез ей платье в большом чехле. Оно мне показалось свадебным, но я мало смыслю в современной моде.

Мы преодолели ещё на один пролет.

— И как долго Родион Романович пробыл у дочери? — уточнил я рассеянно.

— Недолго, — вздохнул старик. — Около получаса, не больше. Но, знаете ли… когда он уходил, барышня выглядела так, будто ей звёзды с неба подарили. Счастливая была, прямо светилась вся.

Я усмехнулся и поправил манжет.

— Значит, редкие визиты отца ценятся особенно.

— А как же! — горячо поддержал Карпович. — Слово родителей — оно ведь всегда весит много. Даже если между делом сказано. А Арина потом ещё долго по дому ходила и счастливо вздыхала.

— Вот видите, — заметил я. — Даже в вашем дежурстве есть место хорошим новостям.

Старик кивнул с серьезностью.

— Я потому и слежу за порядком, — сказал он, поднимая газету, словно знамя. — Чтобы все жители дома всегда могла вернуться в свои квартиры и чувствовали себя в безопасности. А вы, мастер Чехов, будьте быть спокойны: я всё вижу, всё слышу.

— Верю, — сказал я.

— Новая жиличка меня беспокоит только.

— И чем же?

— Старовата. Как бы не померла и не стала таскаться за мной. А я ведь мужчина инетерсный, видный, хоть и мертвый. Но ко всему прочему я женатый, знаете ли. И мне не до всяких… бабушек, пусть даже с маникюром и прической, как у императрицы. Тем более, у нее даже кота нет. Что за женщина может быть в ее возрасте без кота? Это не просто неприлично, но даже подозрительно.

Карпович всё никак не унимался, пока мы поднимались по лестнице. Газету он прижал к груди, будто это был отчёт в канцелярию, и продолжал рассказывать обо всём, что видел и слышал.

— Ах да, совсем забыл! — он вдруг хлопнул себя по лбу. — Сегодня с утра к барышне заходил ваш водитель, из семьи Чеховых. С коробкой в руках, аккуратненькой такой, перевязанной лентой. Передал Арине Родионовне — и был таков. Даже чаю не попросил, представляете?

Я приподнял бровь. Водитель, коробка, лента… Всё это подозрительно напоминало один из тех сюрпризов, что любит устраивать бабушка.

— И что было дальше? — спросил я, хотя и так уже догадывался.

— Затем барышня закрылась. И я не стал входить, как мы с вами и договаривались. К тому же, как я понял, она тоже меня стала видеть. Теперь так просто уже и не зайдешь в гости. Сразу заприметит, — скорбно сообщил призрак. — Но по ее восхищенному шепоту я понял — подарок ей пришёлся по душе.

Мы как раз подошли к её двери. Я постучал, и она почти тотчас отворилась.

Арина стояла на пороге. И я понял, что Карпович ни словом не обманул: коробка явно содержала нечто большее, чем простой аксессуар. На девушке было торжественное белое платье с аккуратным синим кружевом по скромному вырезу декольте, тёмно-синий пояс подчёркивал талию, а перчатки того же оттенка делали образ завершённым и строгим.

Но главное — это были украшения. Я узнал их сразу: фамильный гарнитур Чеховых, сапфиры и бриллианты, которые бабушка берегла для особых случаев. На Арине они смотрелись так, словно всегда принадлежали ей. Синие камни переливались в утреннем свете, ловя каждый луч, и делали её ещё светлее, ещё прекраснее.

Я на мгновение задержал дыхание. Осознал, что это знак. Софья Яковлевна, не сказав ни слова, сотворила настоящее чудо: теперь все, кто увидит Арину, будут знать, что она официально моя невеста.

— Павел Филиппович, — робко улыбнулась девушка, — вы вовремя.

Я кивнул, всё ещё не находя слов. Лишь отметил про себя, что бабушка умеет расставлять акценты лучше любого оратора: иногда одно ожерелье говорит громче всех клятв.

А Карпович довольно хмыкнул у меня за спиной, точно тоже понял скрытый смысл происходящего.

Я сделал шаг ближе, и пальцы сами нашли девичью руку. Тёплую, лёгкую, будто созданную для того, чтобы держать её в своей ладони. Затем слегка наклонился, почти коснувшись губами её перчатки.

Арина улыбнулась, но не смутилась, как бывало раньше, а наоборот, проявила неожиданную смелость. Она аккуратно потянула меня за руку ближе к себе, и её глаза сверкнули таким светом, что на секунду весь мир вокруг перестал существовать. Девушка привстала на носочки, и я ощутил её осторожное, едва уловимое прикосновение к уголку моих губ.

— Я так рада, что вызвала у вас именно такую реакцию, — прошептала она, и в её голосе прозвучала игривая нотка. — Раз вы потеряли дар речи, значит, я выгляжу действительно достойно.

Я не выдержал. Все мои попытки сохранять хладнокровие рухнули в тот миг, и я вернул ей поцелуй. Уже не робкий, а настоящий, полный всего, что не успел и не смог сказать словами.

Когда мы отстранились, дыхание сбилось, сердце колотилось так, будто собиралось пробить грудную клетку. Я прикрыл глаза и выдохнул:

— Ближайшие пару лет мне будет очень… сложно.

Девушка не отстранилась. Наоборот, подняла руку и мягко коснулась моей щеки. Её пальцы показались горячими сквозь перчатку, но в этом прикосновении было столько обещания, что я едва удержался, чтобы снова не притянуть