— Мое дело — предложить, — заключил я и взглянул на часы.

Мы обменялись ещё парой фраз о завтрашнем дне. Яблокова пожелала мне спокойной ночи тоном, в котором слышалась почти материнская забота. Я направился в свою комнату. Быстро принял душ и лёг, впервые за долгое время ощущая, что всё действительно складывается правильно.

Дом дышал ровно и мирно. И даже призраки, казалось, в эту ночь решили не тревожить нас.

* * *

Я проснулся оттого, что в окно пробился первый робкий свет. Теплый, ещё сонный, но настойчивый. Пахло домашним хлебом, чаем и чуть-чуть ладаном, которым Людмила Фёдоровна любила «освежать воздух» в особенно важные дни. Я потянулся, нехотя вылез из-под одеяла и поплёлся в ванную.

Вода в душе бодро хлестала по плечам, будто хотела вымыть остатки сна вместе с сомнениями и раздумьями.

Когда я вернулся в спальню, полотенце всё ещё висело на шее, а волосы прилипли ко лбу. И тут меня ждал сюрприз. На спинке кресла был развешан белый костюм — аккуратно выглаженный, с жилетом и галстуком. Каждая складка на месте, каждая пуговица сияет так, будто её полировали часами.

Я сразу понял, чьих это рук дело. Людмила Федоровна отличалась особой любовью к мелочам. Если уж она решал подготовить наряд, то сделала это с педантичностью лучшего камердинера.

— Великолепно, — пробормотал я, рассматривая костюм.

Я облачался медленно. Белый костюм сидел идеально, будто был сшит именно для этого утра. Материя мягко ложилась на плечи, пуговицы застёгивались без усилий, а воротник не пытался меня задушить. Для сегодняшнего дня я выбрал запонки с гербом семьи и синий платок, который разместил в нагрудном кармане пиджака.

Затем оглянулся в зеркало. В отражении был человек, которому предстоял важный день. И, честно говоря, вид у него был весьма достойный.

Я вышел из спальни, поправляя манжеты. В гостиной меня ожидала Людмила Фёдоровна. Она устроилась за столом, где уже был накрыт завтрак: тарелка с румяными блинчиками, корзинка с булочками, вазочка с вареньем, чайник. Всё выглядело так, будто она заранее знала, что я выйду именно в этот момент.

— Вот и наш жених, — сказала она, оглядев меня с головы до ног. — Ну надо же… Павел, я тебя таким ещё не видела.

— Это вы про костюм или про то, что я проснулся вовремя? — уточнил я, садясь за стол.

Она хитро прищурилась и поставила передо мной чашку чая.

— И про костюм, и про то, что выглядишь человеком, которому не стыдно показаться людям.

— Серьёзная похвала, — заметил я и взял чашку.

— Сегодня у меня нет повода ворчать, — Яблокова покачала головой. — Всё на месте, всё к лицу. В таком виде, Павел Филиппович, и умереть не стыдно.

Я поперхнулся чаем и закашлялся. Чудом не испачкал одежду, успев прикрыться салфеткой.

— Приятно знать, — прохрипел я. — Вы умеете приободрить с утра.

Людмила Фёдоровна рассмеялась так, что в уголках глаз появились морщинки.

— Когда облик у человека хороший — значит, он готов к любым обстоятельствам. Даже к самым… непредвиденным.

— Отлично, — вздохнул я. — Теперь я спокоен. Если что, буду выглядеть прилично на всех фотографиях для некрологов.

Она снова рассмеялась и, дотронувшись до моего плеча, добавила уже мягче:

— Шутки шутками, но ты правда хорош сегодня. И если Арина увидит тебя в этом костюме, то окончательно решит, что не ошиблась.

Я ничего не ответил — только кивнул. А внутри, вопреки белому костюму и солнечному утру, всё похолодело. Слова Людмилы Фёдоровны застряли под рёбрами, как заноза.

Быстро покончив с трапезой, я попрощался с Яблоковой и спустился к выходу.

Во дворе уже стояла машина представительского класса. Лакированный кузов сиял, как зеркало, отражая солнечные блики.

Водитель в безупречных перчатках стоял у дверцы. Выглядел он так серьёзно, будто собирался везти не меня, а как минимум министра.

— Машину прислал князь Чехов, — сообщил он, и я кивнул.

Я устроился в салоне. Запах кожи и дорогого полироля окружил со всех сторон.

— Куда едем, мастер Чехов? — раздался спокойный голос водителя.

— К Нечаевой, — ответил я.

Машина тронулась почти неслышно, и город поплыл за окнами. Утренний Петроград был ещё сонным: булочники расставляли корзины с хлебом, дворники лениво махали метлами.

Я смотрел на всё это и думал, что мир, как ни странно, продолжает жить по своим законам. Люди спешат, ругаются, торгуются, а я еду к девушке, которая согласилась стать моей невестой. Ирония судьбы заключалась в том, что даже в этот момент я чувствовал, что внутри остаётся тень от слов Яблоковой.

«В таком виде и умереть не стыдно», — эхом звучало в голове.

Я усмехнулся про себя и поправил манжет:

— Надеюсь, сегодня всё же обойдётся без такой проверки.

Глава 33

На бал

Машина мягко затормозила у дома Нечаевой. Я не стал дожидаться, когда водитель, как и положено по этикету, откроет мою дверь. Сам выбрался из салона и направился к парадной.

Стоило мне оказаться под сводами здания, как знакомая фигура возникла рядом: стёганый халат, растрепанные волосы, в руках неизменная газета, которую Карпович, кажется, никогда так и не дочитывал.

— Ринат Давидович, — произнёс я, чуть склонив голову, и направился к лестнице, чтобы по пути узнать от словоохотливого призрака новости.

Старик просиял так, будто я только что назначил его главным судьёй империи.

— О, господин некромант! Узнали! Да ещё и по имени-отчеству обратились… Вот это уважение!

Он довольно заулыбался и поправил сбившиеся на затылке волосы, которые тотчас вернулись в прежнее положение.

— Я ведь слежу тут за всем, как и обещал, — важно отрапортовал Карпович. — Порядок в доме соблюдается, новых жильцов… э-э… мертвых то есть, не появилось. Та дамочка, что любила прыгать с лестницы, так и не вернулась. Видимо, нашла себе новое пристанище, — он театрально вздохнул, — а я уж привык к её представлениям.

— Рад слышать, что всё спокойно, — кивнул я. — Без новшеств.

— Как же без новшеств, — оживился он, — соседи с третьего этажа опять ругались из-за опозданий супруга к ужину. Но до битья посуды не дошло, так что я даже скучаю. На шестой этаж въехала старуха из важных аристократов. Всю квартиру заставили вазами и коробками. А внутри ничего любопытного. Я надеялся, что там будет чей-то