– Агни.

– Что?

– Одеваться пора. У нас соларик через сорок минут, а еще до станции добираться.

Моя голова теперь заполнена всякой всячиной о Венц.

Я знаю, что она выбирает и съедает кусочки сушеных фруктов из экзотических чайных смесей. Любит закрученные спиралью лестницы. И плевать с высоты. В компании всегда делает вид, что смотрела «Ноонавтов», хотя на самом деле – нет. Мечтает о красной юбке в белый горох. И станцевать в этой юбке на поляне с мухоморами. Что ей не дается каллиграфия. И не нравится рано просыпаться.

Что она любит все трогать: ворсистые листья герани, чужие брови и ресницы, уже не обжигающие, но еще горячие пироги, руки певчих статуй, мыльную пену, щербатые кружки, разрезанную на ломтики тыкву, расписанные словами стены.

И меня.

Сейчас она сидит рядом и, сама того не замечая, чертит на моей ладони какие-то узоры.

– Агни?

– Да, Вольга?

– А почему после того вечера в архиве, когда я рассказал про Афейну, ты со мной не общалась? И Моф… Тимофей… Тимьян… Нормально, кстати, он имен себе нахапал!

– Что значит «не общалась»? Да вроде… здоровалась же?

– Угу. Кивнешь – и только косы твои и видел.

– Ладно, допустим. Тогда встречный вопрос: а почему ты с нами не общался?

– Я… не был уверен, что вы хотите.

– М-м-м. А мы вот не были уверены, что ты хочешь.

– Но я же… Хотя да, я мог хотя бы попробовать завязать разговор.

– Ну, ты же в конце концов примерно это и сделал? – Агния дурашливо бодает меня лбом в плечо.

Потом достает кубик и читает свежие сообщения, которые пришли на вестник. С удовольствием рассказывает, что Юне разрешили вернуться в Песочницу, и когда мы приедем, она уже будет там. И что в честь такого события, само собой, надо будет устроить какой-нибудь общий эгегей, может быть, даже в «Скорлупке»… Хотя нет, «Скорлупка» все-таки для другого. Но мало ли еще хороших мест… А Тимьян, он же Тимофей, он же Моф, пишет, что ментор Сол взял свободный месяц для улаживания каких-то личных дел. Значит, в ближайшее время у нас не будет неординарной математики. Интересно, чем заменят? Должны же чем-то…

Я слушаю и одновременно думаю о том, какой я все-таки везучий парень.

Или просто в какой-то момент сильно ударился головой и теперь живу в причудливом мире, который создает мой поврежденный мозг.

Но надеюсь, что все-таки первое.

В этой части истории кто-то идет вразнос, что-то идет под хвост лысому мантикору, да и я тоже куда-то иду. Иногда кажется, что вперед, иногда – что по кругу

Конец шеста, похожий на монетку, летит мне в лицо. Но не долетает – Моф по-прежнему до отвращения великодушный противник.

Следующую серию его движений я каким-то чудом просчитываю, уклоняюсь, потом отбиваю удар. Осторожно пробую атаковать. Слишком осторожно. Бессмысленно и немного смешно. Вот и Моф улыбается. Шесты опять с треском соприкасаются. Потом он отскакивает и перекидывает промхитиновую палку себе за спину.

– Если бы ты поддавался, я бы сказал, что не стоит. А так просто спрошу: мы сейчас вообще чем занимаемся?

Я пожимаю плечами:

– Возвращаемся к значимому эпизоду на новом витке истории?

Моф аккуратно прислоняет шест к стене и задумчиво дергает себя за ухо.

– О, как сформулировал… А нам это точно надо?

– А ты не боишься мочку себе до плеча вытянуть? – Я отзеркаливаю его жест.

– Может, лучше погуляем? – Он забирает у меня шест и ставит рядом со своим. – Будем считать, что вернулись, закрыли гештальт – если он еще был открыт – и двинули дальше.

В раздевалке, стягивая через голову мягкий тренировочный шелухай, Моф неожиданно добавляет:

– К тому же, эти поединки уже год как вернулись на дно Ноо.

– То есть надо было вызвать тебя на танцы в тесных помещениях? Или в какой там новой волне сейчас все плещутся? – Не могу удержаться от ехидного вопроса, попутно тоже освобождаясь от почти сухой спортивной одежды – так быстро Мофу надоело махать шестом, не получая достойного отпора.

Его взгляд скользит по шрамам на моей правой руке, но не задерживается на них. Он одевается, ждет, пока я защелкну застежки на буутах, и только тогда отвечает:

– Надо было… да безо всяких «было» – надо меньше усложнять, Вольга.

Светло-карие глаза смотрят так, что хочется отвернуться. Но и выдержать этот взгляд – тоже.

– Никто не ждет от тебя… не знаю, покаяний или каких-то эффектных жестов, которые уместно смотрятся разве что в визновеллах. Лучшее, что ты можешь сделать, ты уже делаешь. Создаешь новые… как ты сказал? – значимые эпизоды.

Я нервно постукиваю пальцами по пуговице с весами, короной и чьим-то хвостом, пришитой к любимому свитеру. Но не отворачиваюсь. И даже говорю в ответ ровно то, что думаю:

– Да лысый же мантикор! Тебе что, жалко было меня пару раз шестом ткнуть? Обоим стало бы легче. Во всяком случае, мне – точно стало бы.

– Переодеваемся обратно?

– Да все уже, момент сделал фьюить. Настроение быть побитым как-то пропало. Я только не понимаю, зачем тогда мы вообще сюда тащились? Чего ты сразу-то не отказался?

– Честно? Хотелось проверить: сумею теперь тебя уделать или нет.

– А вот это слова человека, которого я способен понять.

– Не-а, ни фига. Каждый раз, когда нам кажется, что мы кого-то можем понять, – нам именно кажется. Хотя это утешительная иллюзия. Постоянно осознавать, что все, даже самые-самые близкие – принципиально непознаваемы, удовольствие, конечно, сомнительное… Как и слушать меня, когда я начинаю углубляться в эту тему.

Он улыбается. В своем песочном шелухае, с золотыми ресницами и неаккуратно обкромсанными светлыми волосами, похожий, как обычно, на солнечного зайчика, которому зачем-то взбрело в голову превратиться в молодого спортсмена. И который в обмен на человеческий облик отдал свою легкомысленную прыгучесть.

Впрочем, сейчас Моф выглядит чуть более расслабленным, чем обычно. Может быть, даже способным на какое-нибудь мелкое озорство. И когда он отвечает, в его голосе звучит ни к чему не обязывающее легкое тепло, как от случайно легшего на щеку луча:

– Все-таки нашей компании нужен был кто-то вроде тебя…

– Шут?

– Ну, если тебе это слово нравится… И если под ним подразумевать человека, который говорит то, что говорить не принято, но иногда все-таки надо, – то да.

Я привычно пожимаю плечами. Но все же верю в то, что Моф прав.

Довольно долго верю – еще недели три после этого разговора. Радуюсь мимолетным пальцам Агнии, взбегающим по