— Венда, я в вашем распоряжении!

— Вижу, — ответила она, и губы ее опять едва заметно дрогнули.

Они вышли в маленькую комнату и остановились возле холодной печки. Венда прислонилась к ней спиной, откинула голову и закрыла глаза.

— Господи! — выдохнула она, и ноздри ее, словно она увидела перед собой опасность, дрогнули.

— Я ничего плохого тебе не сделаю, — произнес Валдис. — Ты что, мне не веришь?

— Верю, — ответила она спокойно, и было понятно, что говорит она правду.

— Я только хочу быть рядом. Неужели же это так… обременительно?

Она не ответила. О чем-то напряженно думала. А потом спросила:

— Екаб ваш друг?

— Да.

— Тогда я что-то не понимаю, — призналась она смущенно.

— Я Валдис.

— Валдис?

Она пристально посмотрела ему в глаза, затем смерила взглядом с головы до ног. Хотела что-то сказать, но оборвала себя на полуслове и только вздохнула.

— Вы красивая, — Валдис произнес эти слова сухо, деловито, словно сообщил о действии дициклогексил-карбодиимида.

Венда согласно кивнула головой. В глазах ее вместо удовольствия от комплимента Валдис прочел тревогу. Внезапно он заметил, что глаза девушки заблестели, налились слезами. Медленно она закрыла руками лицо, по которому текли слезы. Она не всхлипывала, не вздрагивала, она плакала тихо, как плачут весною надрубленные деревья. Валдис оцепенел от неожиданности и не знал, что предпринять. Сидевшие за столиком тетушки оглянулись на них. Дважды до него донеслось слово «плачет». Казалось, само это обстоятельство их не очень удивило.

— Лучше бы не приходила, — еле слышно произнесла Венда.

— Ничего не понимаю. Совершенно ничего не понимаю, — пробормотал Валдис.

— Завтра поймете. — Венда вытерла глаза, печальные, потемневшие и от этого еще более привлекательные.

— Ничего не пойму, — сердито ответил он.

— Лучше от этого не станет.

Валдис засмеялся. Разговор становился все загадочнее, и каждый из собеседников мог по-своему истолковывать сказанное другим. В ответ на смех Валдиса Венда улыбнулась и лицо ее прояснилось.

— Плакать, конечно, глупо. Слезами горю не поможешь.

— Совершенно верно! — подхватил Валдис с облегчением.

Они вышли во двор. Валдис вел ее за собой за руку по тропинке, спускавшейся к речке. Дойдя до кустов сирени, они свернули. Венда немного оживилась, даже шутила. Напряжение исчезло. Она уже ничем не напоминала прежнюю, танцевавшую с ним девушку. Только складки возле губ выдавали печаль. Валдис сорвал лист сирени и хлопнул им о кулак. В ответ подала голос отогревшаяся на опушке леса какая-то пичуга. Венда засмеялась. Валдис притянул ее к себе, ощутил ее свежее дыхание, глупо прошептал: «Прости!» И припал к ее губам как истомившийся от жажды человек, как наконец-то прозревший. И Венда его не оттолкнула, ответила на поцелуй, однако он почему-то испытал чувство неловкости, которое не проходило.

Тело женщины оказалось податливым, живым. От него исходил жар, от которого кружилась голова. Но духовное влечение, ощущение радости и восхищение, вызванное разговором с Вендой, наложило запрет на физическую страсть.

— Проводи меня домой, мне будет приятно! — попросила Венда.

Шли они молча. Взять себя за руку на сей раз Венда не позволила. Вдруг замкнулась, торопливо прошла вперед. Валдис смотрел на ее сильные ноги. Утро было росистое, но она, казалось, не чувствовала холода. Белые туфли намокли, высокая трава цеплялась за подол длинного платья. Смущенно извинившись, она сняла туфли и приподняла подол повыше. И неожиданно оглянулась, улыбающаяся и счастливая.

— Ведь в мире случаются чудеса, не правда ли?

— Да на каждом шагу, — поспешно ответил Валдис, почувствовав, что она ждет именно такого ответа. Венда благодарно улыбнулась. Спустя некоторое время, согнав со лба комара, локтем левой руки, в которой держала туфли, она спросила:

— Вы настоящий ученый?

— Сам я считаю, что настоящий. Не знаю, как со стороны.

Полуобернувшись, Венда долго изучала его лицо и, потеряв направление, ступила с тропинки в траву, отчего оказалась по колено в росе.

— Простите, — сказала она, приподнимая подол платья еще выше.

Голые, облитые росой ноги в утреннем свете отливали золотом и, хотя они не были такими стройными, как того требовали стандарты красоты, Валдису казались совершенством. Ни одна красавица не могла затмить Венду на этой утренней тропе.

— Вы действительно настоящий ученый?

Вторично заданный вопрос не смутил Валдиса. Он уже понял, что Венда не похожа на других. Она очень естественна и парит над буднями, сама этого не сознавая.

— Да. В душе настоящий, — Валдис понял, что именно такого ответа ждет от него Венда. Сам он, правда, не был в этом так уж уверен, но успокаивал себя мыслью, что именно сомнение является лучшим доказательством истинности его слов.

— И все-таки ты веришь в чудеса? — удивилась она.

— Верю, — подтвердил он.

Она тяжело вздохнула и отвернулась. Деревья на вершине холма уже были залиты солнцем. Возле поворота оба остановились.

— Во-он мой дом, — показала она рукой.

— Ты завтра придешь? — спросил Валдис.

— Не знаю.

— Пожалуйста, приди! Выспись и приди!

Глаза Венды неожиданно потемнели.

— Ты чего-то боишься, моя… — Валдис осторожно поднял руку и тут же отдернул, боясь показаться чересчур сентиментальным. Он был убежден, что в жизни сентиментальность может оказаться хуже подлости. — Обещай, что придешь! Выспишься, и приходи. Уже сегодня.

— Даже если вы меня перестанете ждать? — спросила она холодно.

— Да, даже если я внезапно поглупею и перестану тебя ждать. Тогда тем более. Приди, ударь меня по щеке и три раза повтори: «Вернись, разум! Вернись, разум! Вернись, разум!» Договорились? Сделаешь?

— Нет, не сделаю, — сказала она сурово.

— Я тебе не нравлюсь? — спросил он, понимая всю провокационность вопроса, понимая, что это чести ему не делает.

— Ах, молчи, лучше молчи! — воскликнула она, закрыв руками лицо, руками, в которых держала туфли. Лучшего признания в любви нельзя было и придумать.

— Прости! — пробормотал он смущенно.

И оба замолчали. Стояли не шелохнувшись, не произнося ни слова. Только изредка бросали друг на друга взгляды. В этом молчании было высшее наслаждение. Он видел ее крепкий стан, обтянутый платьем, и внезапно подумал о сыновьях. Эта женщина могла бы родить ему шестерых, нет, семерых сыновей, а он, всеми признанный ученый, обеспечивал бы их жизнь. Это было бы жизнеспособное, счастливое потомство. Сила, ум и молодость били бы в нем ключом. Венда была бы прекрасной, заботливой хозяйкой, мудрой матерью, покорной и скромной женой. Где в наши