Она снова взглянула на него своими грустными и в то же время горящими глазами, поняла его необычное признание и с благодарностью приняла его. Лицо ее осветилось улыбкой и стало еще красивее.

— Хорошо, — сказала она тихо.

— Я весь внимание! — откликнулся Валдис, радуясь, что вступил в игру, конец которой угадывался за розовой пеленой, в неясной дали, сулившей счастье. Она помолчала, очевидно, обдумывая, с чего начать.

— Вы ученый?

— Да, пожалуй, — согласился Валдис и смутился. Ведь никакой ученой степени у него не было.

— Интересно, чем же вы занимаетесь? — в тоне, каким был задан вопрос, слышалось облегчение.

— Я химик.

— Сколько вам лет?

— Двадцать семь.

— Вы не женаты?

— Не женат.

Она поджала губы.

— Вам это не нравится? — недоуменно спросил Валдис.

Она глубоко вздохнула, глаза ее погрустнели. Сейчас девушка напоминала ребенка, которому грозит опасность, и в то же время каждое ее движение, каждый жест доказывали, что она сознает свою женскую силу, выдавали в ней зрелую темпераментную женщину, от близости которой перехватывало дыхание.

— Вам не понравилось, что я свободен? — повторил Валдис.

— Понравилось, — ответила она. Однако Валдису показалось, что девушка огорчена.

— Простите, — пробормотал Валдис.

— Ах, это пустяки, — по тому, как небрежно она ответила, было ясно, что ее занимают совсем другие мысли и разговор этот для нее ничего не значит.

— Отчего в вашем голосе столько грусти? — вырвалось у Валдиса.

— Ich weia nicht, was soil es bedeuten… — она легко и непринужденно произнесла немецкую фразу.

— Извините! У меня нет никакого права задавать вам вопросы. Да?

— Да. — Она признательно улыбнулась.

Танец закончился, и Валдис попросил разрешения остаться с нею рядом. Она молча сделала шаг в сторону.

— Спросите меня еще о чем-нибудь, — попросил он.

Она открыто и в то же время вызывающе улыбнулась, словно освободившись от какой-то тяжести, словно что-то решив для себя.

— Вы верите в привидения?

— А как же! — рассмеялся Валдис. — Я и сам бывал привидением — девчонок в школе пугал. Как же не верить в собственное существование?

Снова заиграла музыка, и они пошли танцевать. Говорить Валдису расхотелось. Он почувствовал, что между ними возникли какие-то токи, что оба они находятся во власти смутных томительных ощущений, напоминающих полутона предрассветного утра. Вал-дис успел только выяснить, что молодая женщина, имя которой так и осталось для него тайной, ни сегодня, ни завтра не исчезнет, и успокоился.

Приближалась полночь. То тут, то там мелькали зеленые охотничьи шляпы: это парни готовились похитить невесту. В большой комнате, стоя на столе, неизвестно откуда взявшийся ряженый священник в почти натуральной рясе произносил проповедь на немыслимой смеси русского, латинского и латышского языка, держа в руках вместо библии завернутый в газету альбом. После каждой его фразы раздавался смех. Из утла кто-то крикнул: «Да, да, это самая настоящая проповедь, я был когда-то в православной церкви». На втором этаже женщины готовили чепец для невесты и шляпу для жениха, раздавали переписанные на машинке тексты песен.

Когда сложный полуночный обряд подошел к концу и молодую пару проводили в спальню, Валдис вспомнил незнакомку. Он не заметил ее среди тех, кто окружал невесту, когда ей надевали чепец. Валдис обошел все комнаты и, не найдя девушки, вышел во двор. Ночь была светлая, но прохладная. С севера медленно наплывали темные гряды облаков, небо над ними было зеленовато-желтым и холодным. Внезапно его охватило какое-то беспокойство, и он стал тревожно вглядываться вдаль. Потом спустился по тропинке через сад вниз к ручью и остановился возле зарослей сирени на краю поля. С противоположного берега ручья доносился скрип земляного рака.

Валдис застыл, вслушиваясь в звуки ночи, время от времени заглушаемые музыкой и гомоном подвыпивших гостей, остро переживая свое одиночество. Очевидно под влиянием выпитого на него внезапно накатил приступ черной меланхолии.

За кустом сирени зашуршала трава. Валдис повернулся было, чтобы идти в дом, но снова замер.

— Давай здесь, — сказал женский голос.

— Давай, — ответил второй.

В поле его зрения появились две девушки, которых он заметил во время свадьбы. И спрятались за кустами сирени… Валдис стоял шагах в четырех от них, боясь дохнуть. Момент, когда можно было дать знать о своем присутствии, был упущен, так что оставалось уповать на чудо: вдруг девушки такое свое небрежение к окружающему сохранят до конца. Что, впрочем, и случилось. Когда они уходили, до ушей Валдиса донеслись обрывки фразы:

— Ведьма не пришла, спрашивала.

Валдис вспомнил, что Екаб обещал ему показать живую ведьму. Вспомнил и тут же забыл. Как человек, осененный дыханием большой любви. И теперь для него все, что не имело к этой любви никакого отношения, стало безразличным. Возле дверей Валдис столкнулся с незнакомкой.

— Венда! — позвал кто-то. Девушка оглянулась, небрежно махнула рукой и тотчас улыбнулась Валдису. Он повторил имя, которое узнал случайно, и удивился, что не спросил об этом раньше.

— Красивое имя!

Она не ответила, только опасливо оглянулась. Похоже, не хотела, чтобы он шел за ней. Но Валдис не отступил. Имант, большой дока по женской части, не чета Валдису, любил поучать: «Если тебе кто-то нравится — иди напролом! Ничего больше — только напролом! Это святая мужская обязанность. Отступишься — останешься с носом».

«С носом» на сей раз Валдису оставаться не хотелось. Самый молодой среди музыкантов играл на аккордеоне, остальные подкреплялись за полупустым столом. Вместе с ними сидел лжесвященник и, кивая при каждом слове головой, продолжал молоть чепуху. Венда с интересом взглянула на него и прошла дальше.

— Пойдем танцевать! — попросил Валдис.

Она с благодарностью улыбнулась. Валдис почувствовал, что Венда чем-то взволнована, напряжена, словно натянутая струна.

— Девочка! — он вложил в это слово все свои чувства, переполнявшие сердце.

Венда окаменела. Черты ее лица заострились. Голос зазвучал отстраненно.

— Дела ваши плачевны.

Серьезность, с которой были произнесены эти слова, рассмешила Валдиса. К нему вернулось хорошее настроение, которое неизменно предвещало успех в беседе с женщинами.

— Ужасно плачевны! — подтвердил он с улыбкой. — Еще чуть-чуть, и я умру от горя.

Она взглянула на него тяжелым, мгновенно потемневшим взглядом. Губы иронически скривились.

— Не от горя. От счастья.

За свой недолгий донжуанский век Валдису довелось слышать немало самых разных ответов. Одна, например, чтобы пресечь его ухаживания, посоветовала ему выпить стакан холодной воды и сунуть голову под кран. Но с такого рода сопротивлением он столкнулся впервые. К тому же на сей раз у него и в помыслах не было обидеть девушку. Он соблюдал дистанцию, не касался в разговоре щекотливых тем. И если кто-то и нарушил этикет, то это, несомненно,