Отец уважительно покачал головой и тоже поднял кружку за овец семейства Гатри.

— Каждая пара рук в нашем хозяйстве просто незаменима, — снова заговорила госпожа Гатри. — Мия, а чему именно научила тебя матушка Вуна? Ты умеешь принимать малышей во время ягнения?

Я даже не сразу поняла, о чем меня спросили. В моей голове сами собой вырисовывались картины семейной жизни с Шоном Гатри на ферме его родителей в окружении сотен овец. И эти видения меня совсем не устраивали.

— Что? — соображая все хуже, переспросила я.

— Мия может находить лечебные травы, варить из них отвары, готовить и заговаривать разнообразные мази, — начала быстро перечислять мама мои умения.

— Тоже полезные навыки для молодой хозяйки, — закивала госпожа Гатри. — А ходить за ягнятами я ее научу.

У меня появилось стойкое ощущение, что меня саму сейчас продавали, словно овцу.

— А еще Мия умеет плести сны, — неожиданно подала голос Ева.

Я посмотрела на сестру, и она подбадривающе мне улыбнулась.

— На развлечения времени не будет, — тут же отмахнулась госпожа Гатри. — С утра до ночи Мия будет занята мужем, детьми и овцами.

— Так выпьем же, Крис, за союз моего сына и твоей дочери! — снова поднял кружку господин Гатри.

Отец немедленно к нему присоединился:

— За союз моей дочери и твоего сына, Норм!

Больше я просто не могла все это терпеть!

— Никакого союза не будет! — медленно и громко проговорила я.

Над столом повисло молчание. И только Шон еще несколько мгновений продолжал чавкать сливовым пирогом, пока не заметил, что что-то в комнате явно изменилось. Наконец затихли и эти звуки.

— Мия, ты что? — первой подала голос мама.

Госпожа Гатри перевела взгляд с меня на мою мать, а затем на своего мужа.

— Норм? — в ее голосе прозвучало возмущение и одновременно призыв.

Норм Гатри с грохотом опустил кружку на стол, но сказать ничего не успел. Отец сверкнул глазами в мою сторону и поспешно сказал:

— Переволновалась от радости. Такая честь для нас!

— Честь? — я почти взвыла. — Честь стать женой тупого жирного скотовода, чтобы всю жизнь обслуживать его семейство и их непомерное стадо?

Я вскочила и теперь тыкала пальцем в плечо Шона, который низко склонил голову и таращился в свою полупустую кружку.

— Отару, — низким голосом поправил меня господин Гатри и тоже встал. — Стадо овец называется отарой.

Я успела заметить, как Ева вжалась в маму.

— Господин Винд, я что-то не понял! — проревел отец Шона, переведя наливающиеся кровью глаза с меня на моего отца. — Мой сын недостаточно хорош для твоей дочери?

Отец продолжал сидеть во главе стола, держа руки над тарелкой и сжимая в одной из них только что отломленный кусок ржаного хлеба. Я видела, как заходили желваки на его скулах.

— Конечно, нет, Норм, — медленно проговорил папа. — Мия, немедленно извинись за свои слова.

К горлу подступили слезы. В голове пронеслась мысль, что мое мнение не имеет никакого значения. Они все равно заставят меня. По какой-то непонятной причине мои родители хотят выдать меня замуж за глупого, несимпатичного, неприятного мне человека.

Я почувствовала, что скоро не смогу произнести ни слова так, чтобы не разрыдаться. И пока предательский ком в горле не лишил меня этой возможности, громко и твердо сказала, глядя отцу прямо в глаза:

— Я не буду извиняться. И я не выйду замуж за Шона Гатри.

— О Мия, — раздался едва слышный голос мамы, но больше она ничего не сказала.

— А я думал, мы договорились, Крис, — хмуро проговорил господин Гатри и отодвинул от себя кружку.

Отец медленно вытер руки о лежащее на столе полотенце и поднялся. Говорить я больше не могла, но по-прежнему стояла, подняв подбородок вверх и из последних сил продолжая упрямо смотреть в глаза отцу.

Лишенная поддержки в собственном доме. Среди людей, которые словно на рынке покупали меня за несколько мешков зерна и пару отрезов тканого полотна. В окружении родных, для которых мое будущее и мое счастье ничего не значили.

— Мия Винд, — проговорил папа, — пока ты живешь в моем доме и ешь хлеб из муки, купленной на заработанные мной деньги, ты будешь делать так, как я говорю. И ты выйдешь замуж за Шона и будешь ему хорошей женой и хозяйкой!

Отец с такой силой бросил полотенце об стол, что оно опрокинуло стоявшую рядом кружку. Медовуха желтым пятном растеклась по скатерти, медленно впитываясь в ткань.

Поток слез, готовый в любой момент прорваться, застилал мне глаза. И хотя я уже практически никого не видела, я остро ощущала на себе взгляды всех собравшихся в комнате: рассерженный взгляд господина Гатри, возмущенный взгляд его жены, испуганный Евин и растерянный мамин. Но больше всего меня пугал суровый взгляд отца. Отца, который в одночасье превратился из любящего папы в непреклонного тюремщика, и теперь требовал от меня беспрекословного повиновения.

Я собрала всю свою храбрость, все силы, которые еще оставались во мне, и уже дрожащим от слез голосом выкрикнула:

— Нет, не буду!

Больше оставаться здесь я не могла. Оттолкнувшись руками от стола, я перелезла на другою сторону скамьи, бегом пересекла комнату и, толкнув дверь, вылетела на улицу.

— Это все сны! — донесся до меня громовой голос отца. — Глупые фантазии! Неси их все сюда, Марта! В топку их все, в печь!

Дверь захлопнулась, а я бросилась бежать, не разбирая дороги.

Глава 2

Я бежала, ничего не видя перед собой. Больше можно было не сдерживаться, и я дала себе волю — слезы катились по щекам, из горла вырывались рыдания. В опустившейся на деревню темноте я несколько раз спотыкалась, но удерживалась на ногах, и бежала дальше так быстро, как только могла. Лишь бы подальше от дома, где собственные родители готовы отдать меня чужим людям, словно ненужную паршивую овцу.

Оказавшись на другом конце деревни, я забарабанила кулаками в дверь домика Вуны.

— Мия, девочка моя, что случилось? — лицо ведьмы