— Я не его женщина, — смущённо проговорила Ольга.

— Да ладно вам, — хмыкнул дед, — его, не его… сейчас мы тут все как одна семья.

— Вы мне точно не семья! — вдруг выкрикнул Костя, брызгая слюной. — Вы даже в прислугу не годитесь! Я бы таких и за деньги к себе не нанял!

— Ой, завали хайло, — попросил тогда Ефим с усталым вздохом. — Пожалуйста.

И добавил ехидно:

— Костя, если ты дальше зубы скалить будешь, Максимка тебя еще одной затрещиной наградит. А мне понравилось, звонко у него выходит. Хе-хе…

— Да пошёл он… — еле слышно, сквозь зубы, процедил мажорчик.

Я пропустил их диалог мимо ушей, не стал нагнетать. Сейчас не время. Пока не пойму, что здесь вообще происходит. Плюхи избалованному пацану выдавать — дело десятое. Мелочь по сравнению с тем, что придётся провернуть, чтобы вытащить отсюда и себя, и этих людей. Всех. Даже этого наглого и тупоголового мажора. Хотя, пожалуй, Ворона я бы и не вытаскивал — при первой возможности оставил бы его за бортом. Не убил бы, нет, просто не стал бы помогать. Пусть сам выкручивается.

Тем временем пузатый повар укатил свою тележку, дверь снова с лязгом захлопнулась, и запах тайги отрезало. Но пока дверь была открыта, я успел разглядеть, что снаружи.

Местность — горная, хребты уходят в дымку, кругом тайга. Ели, кедры, березы. Настоящий океан деревьев — зелёный, местами уже золотистый. Бескрайний, до самого горизонта. Где-то вдали шумела река, перекатывалась глухо порогами, будто зверь рычал за сопками.

Если нас сюда привезли на вертолёте, то мы в такой глуши, что даже самые отдалённые деревни показались бы оживлённым перекрёстком на фоне этой пустоты. Самая настоящая глухомань, из которой, кроме как по воздуху, живым не выбраться. Или выбраться?

* * *

В первый день нашего плена с Ольгой мы так и не притронулись к мискам. Запах той жижи перебил даже чувство голода. Единственные из всех мы остались голодными. Надолго ли? Я понимал, что следующую кормежку мы уже вряд ли пропустим. Для побега нужны силы.

И едва остальные доели, как снова заскрежетал замок. Дверь скрипнула, открываясь. Вошли автоматчики. Но на этот раз без пузатого повара и его тележки.

Двое несли носилки. На них — тело, без сознания.

— Ха, — хмыкнул Ефим. — А у нас пополнение. Что-то сегодня прям урожайный денёк, много новеньких.

Я шагнул ближе, хотел рассмотреть, кто это, но тут же раздалось:

— Тух-тух! — короткая очередь из автомата ушла в потолок.

Доски посыпались стружкой, все вокруг инстинктивно пригнулись, кто-то коротко взвизгнул.

— Не подходить! — рявкнул один из автоматчиков. — Ещё шаг — и огонь на поражение.

— Ладно-ладно, — поднял я руки. — Я только посмотреть хотел.

— Назад! — отрезал он.

Нас всех согнали в дальний угол. Толпа прижалась к стене: Женьки дрожали, мажор скривился, но молчал, даже Ворон с Лизой не рыпались.

Автоматчики резко стянули человека с носилок и, не церемонясь, бросили на нары. Тело глухо ударилось о доски.

И только тогда, сквозь полумрак, я смог его разглядеть…

Глава 6

Человек лежал без движения на дощатом настиле, точно так же, как недавно валялся я сам. На новеньком тюремная роба — тёмные штаны, куртка из той же грубой ткани, как в колониях. На руках виднеется синяя сетка наколок. На тыльной стороне запястья набиты лучики «восходящего солнца». Лучики означают количество ходок. Урка-то бывалый у нас нарисовался.

Сложен сухо, жилистый и кость лёгкая. Но внешность у таких обманчива. С такими, наоборот, осторожнее нужно быть.

Остальные держались в стороне, даже на пульс никто не проверил. Когда за охраной лязгнула дверь, я подошёл первым.

Затылок разбит. Волосы слиплись, кровь сочится и уходит в щели между досками. Похоже, только что приложили чем-то тяжёлым, вырубили. Наверное, сотряс теперь у него.

— Эй! — окликнул я барак. — Есть кто из медицины?

— Я врач, — пролепетал интеллигент Евгений дрожащим голосом.

— Посмотри его.

— А он не опасен?

— Ну, если что, я рядом.

Евгений присел у головы новенького. Сначала проверил дыхание: ладонь к груди, взгляд на движение рёбер. Пробормотал:

— Дыхание есть, ритм ровный, — потом пальцами нащупал пульс на сонной артерии, добавил, — Прощупывается, частота средняя.

Ясно, что эти показатели — примерно в норме.

Осторожно Евгений раздвинул волосы у раны, оценил края, посмотрел на мокрые волосы. Провёл пальцами по кости, ощупывая, очевидно, цел ли череп.

Дальше осмотрел зрачки. Приподнял веки по очереди. Аккуратно ощупал шейные позвонки.

— Тут у него рана, — сказал он. — Рассечение, гематома. Кость не повреждена. Похоже на удар с потерей сознания. Сотрясение, возможно. Внутричерепное кровоизлияние исключить нельзя, но вот так без обследования не скажешь.

Доктор закончил осмотр, за неимением хоть чего-нибудь другого вытер ладони о штаны. И в этот момент наш «пациент» вдруг ожил. Закашлялся и сел на нары, ошалело уставился на окружающих.

— Вы кто еще-на такие?.. — сипло выдавил он. Потом повел башкой, обвёл нас всех мутным взглядом. — Вы кто, вашу мать?..

— Слышь, — сказал я, подаваясь вперёд. — Ты за базаром следи. Ты к нам в хату зашёл, вот сам и представляйся.

— Ха! — ухмыльнулся он, кривя губы и показывая жёлтые зубы. — А ты, значит, тут смотрящий? Да?

— Смотрящих в камере ищи, — ответил я. — А здесь мы тебе не зеки. Усёк?

— Да? — он хмыкнул, оглядел решётки на окнах. — Ну и что же вы тогда не выходите? Свободные граждане…

Взгляд его скользнул по женщинам. На Женьку-неразлучницу он и внимания не обратил. По Лизе скользнул, увидел, что та прилипла к своему лысому амбалу, и сразу дальше. А вот на Ольге задержался. Она стояла одна и чуть поодаль. Взгляд сальный и голодный, а улыбка мерзкая.

— А ничего… бабенка-то, — процедил он, по-своему любуясь. Потом схватился за голову. — Ух, е**ть, как же меня приложили-то…

Олю от его слов передёрнуло. Она шагнула ко мне, тихо прошептала:

— Максим, я его боюсь.

— Бояться надо тех, кто снаружи, — сказал я. — А этот гаврик теперь с нами, какой бы он ни был. Но ради тебя я ему внятно объясню,