Но я-то знал. Это было не антивирусное и не прививка. Это был препарат. Тот самый, с которым работал покойный профессор Ландер. Усилитель. Он разгонял организм до предела, открывал такие резервы, что человек сам себе казался машиной.

«Вот же хрен козлобородый», — подумал я, вспоминая Ландера. Сдох, лежит глубоко под землёй, заваленный камнями. А дело его живёт? Неужели живёт? Как такое возможно?

Насколько я понял, именно Ландер был ключевой фигурой в проекте Инженера. Без его сеансов гипноза нельзя было сделать из подопытных послушных солдат. Он подавлял волю, вкладывал команды, а уже потом препарат добивал, дорабатывал тело, превращая людей в бойцов-машин.

А теперь Ландера нет, а уколы всё равно делают. И делают их людям, подобранным самым нелогичным, на мой взгляд, образом. Раньше брали здоровых мужиков, крепких и рослых. А теперь…

Здесь собралась самая настоящая разношёрстная компашка. Старик с носом-картошкой, интеллигентные Женьки-неразлучники, громила-байкер с блондинкой, мажорчик с платиновыми часами и я с Олей — полный винегрет. Но кололи всем одно и то же вещество. Зачем? Для чего?

Я мог предположить… Ответ напрашивался сам собой: проект Ландера изменил курс. Если раньше цель была вылепить из людей послушных воинов-убийц, то теперь — просто испытания. Например, проверка препарата на самых разных типах: молодых и старых, мужчинах и женщинах, слабых и сильных. На ком как подействует. Но зачем?

Из чистого научного интереса? Нет, конечно. Инженер не будет городить такой огород ради науки. Наука для него — прикрытие. Тут другое. Тут пахнет деньгами.

Я представил себе картину. Скажем, нас будут настраивать друг против друга. Подними дозу, раскачай организм — и вперед, как зверей в клетке, на арену. Звучит как бред? Вполне. Но почему нет? Легко представить, как этот ублюдок мутит такой бизнес: вкалывает людям препарат, поднимает физические возможности, а потом устраивает подпольные гладиаторские бои. Чтобы избранные смотрели, ставки делали.

Да, всё это звучало фантастично. Но других объяснений, зачем держать нас здесь и зачем систематически вкалывать людям препарат, у меня пока не находилось. И даже от такого фантастического предположения холодок шёл по коже куда сильнее, чем от здешней сырости.

* * *

Дверь с лязгом и грохотом распахнулась. Сначала сняли тяжёлый замок, металл скрежетнул. Я напрягся, готовый рвануться на тех, кто войдёт. Но дверь распахнулась, и я за секунду оценил обстановку. Сразу понял, что риск слишком велик.

В проёме показались трое. Автоматчики в чёрном камуфляже, балаклавы закрывают лица, видны только холодные, безразличные глаза. Каждый держал нас на прицеле. Какая бы сила во мне ни гуляла, какая бы ловкость ни просыпалась от проклятых уколов — пулю не обгонишь. А тут три ствола, и если они дадут очередью, нам всем крышка.

Следом втащили тележку. На ней огромная алюминиевая кастрюля, как в старых советских столовках. На боку ещё сохранилась надпись краской, полустёртая, но читаемая: «1БЛ».

Эту махину толкал пузатый мужик. В грязном, когда-то белом фартуке, в пятнах, как карта мира. Джинсы затёртые, рубаха — в замызганную клетку, из-под фартука выпирало пузо, будто он проглотил арбуз целиком. Рожа мерзкая: щетина клочьями, нос с бородавкой, глаза мутные, рыбьи, бегают туда-сюда, ни на секунду не задерживаясь. И улыбка отвратительная и самодовольная.

— Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста! — воскликнул он ехидно и сам же расхохотался своей шуточке, два раза хрюкнув.

Он явно был местным «поваром», автором той баланды, что приволок нам. И одного взгляда на него хватало, чтобы аппетит улетучивался. Мы с Олей скривились, Лиза отшатнулась, Ворон выругался себе под нос. Но остальные оживились, как собаки на звон миски. Видно, привыкли: голод не тётка. Когда кормят два раза в день без всякого выбора, ешь, что дают.

Мужик выставил на длинный дощатый стол железные миски с ободранными краями. Черпаком стал наливать из кастрюли мутное варево.

Суп выглядел так, что и собаке бы стыдно дать: сероватая жижа, на поверхности плавают островки жира, как радужные пузыри бензина в луже. Попадались обрывки макарон — разваренные в клочья, какие-то жилы, косточки, похожие на куриные. Запах тоже сомнительный.

Рядом бухнул банку с алюминиевыми ложками. Ложки были кривые, словно ими гвозди забивали. Гнутые и закопчённые.

— Ну чего встали? Жрите давайте, — обратился пузан к нам и вытер потную морду краем фартука.

Народ, как по команде, ринулся к мискам. Женьки-неразлучники подбодрили друг друга, ткнув локтями, и поспешили к столу, Ворон с Лизой, хоть и ворчали, тоже потянулись, даже мажор Костя, скривившись, но присосался к ложке, будто неделю не ел.

Мы с Олей стояли и смотрели. Она — с брезгливостью, я — с интересом, с профессиональным любопытством. Надо было понять: где слабое место в этой системе? Как устроен конвой? Где промахи? Но пока что слабых мест я не увидел.

Автоматчики вели себя грамотно. Всегда настороже, пальцы на спуске. Когда выходили из барака, они прикрывали друг друга, ни один не поворачивался к нам спиной полностью, максимум вполоборота, и то под прикрытием напарника. Заходили тоже с умом, не гурьбой. Держали цепочку: один идёт, второй страхует, третий прикрывает сзади. Даже если бы я из-за угла вырубил одного — двое других сразу же открыли бы огонь и положили меня, а потом, в назидание, ещё и остальных перестреляли бы запросто.

И я всё яснее понимал: бежать… надо бежать. Срочно. Потому что для нас тут готовят нечто грандиозное. И это грандиозное, зуб даю, окажется смертельным. Никто не станет держать разношёрстную толпу просто так, кормить баландой ради спортивного интереса. Нет, тут пахнет кровавым шоу.

И тут во мне вскипела злость. Серёжа… Серый, мать твою. Он же клялся: «Будем следить, круглосуточно, в телефоне маячок, ты у нас как на ладони». А что в итоге? Где они? Где, сука, маячок?

И тогда я вспомнил тот фургон. Грязно-белый, с обезьяньей мордой на борту. Ведь он маячил возле бара, а я ещё думал: свои. Но, выходит, никакие это не «свои». Это люди Инженера. Его сучья контора.

А где тогда ФСБшники? Где обещанное прикрытие? Упустили? Просрали всю операцию? Выходит, Инженер их обвёл вокруг пальца, как детей. Чёрт…

Но что имеем, то имеем. Придётся выкручиваться своими силами.

Интересно, сам Инженер тоже здесь? Смотрит на нас через камеры? Или это перевалочная база, а он где-то дальше, как было с Новознаменском? Пока ничего не ясно. Но ясно одно — время играет против нас.

— Максимка, садись, покушаем, — позвал меня