– Не в этом дело, – Странник осёк её бесцеремонно, даже грубее, чем когда кто-то выводил его из себя. Возможно, потому что мысль: «Она могла бы стать мной. Она могла бы быть со мной» – посещала его и раньше, но каждый раз впивалась, как иголка в палец, и оставляла после себя кровоточащую ранку. Странник попросту уже настолько искололся об неё, что ещё одного укола бы не вынес. – Её дед был моим другом. Я должен уважать его тайны.

– Какая же это тайна, если то её природа? Всего три искусства оммёдо есть – изгнание, упокоение и уничтожение, – и один из них подходит ей просто и-де-аль-но! Чего тут думать?

– Если продолжит ки пробуждать, такой, какой родилась, станет.

– Так не в этом ли весь смысл? Это моей госпоже и нужно!

– Удивительно… Такая любовь, такая любовь к своей госпоже, а настолько плохо её знаешь, – хмыкнул Странник, и Мио, хотя и была кошкой, окрысилась. – Ты что, правда не понимаешь? Никогда твоя госпожа не пойдёт на такое. Она тебя не для того послала к нам, чтобы ты Кёко воротила, а чтобы приглядывала за ней. Потому что не принадлежит Кёко ни вам, ни вашему миру, как бы кому ни хотелось обратного. Просто представь. – Странник выпустил горький травяной дым в жужжащую летнюю ночь, в пустоту, на другом конце которой спала, свернувшись под его накидкой, Кёко. Странник гладил её по волосам мягким дуновением ветра, а дыханием игрался с дымом, заставляя тот принимать причудливые формы: цветки вистерии, гохэй, надгробия, среди которых он впервые за долгие годы увидел её тогда в Камиуре. – Представь, как она такая возвращается домой. С хвостом, что был отрезан, с глазом, что был ослеплён… И узнаёт, что с ней то содеял человек, которого она считала самым близким. А потом представь, как её за этот хвост подвешивают, ведь сёгун о том прознает рано или поздно. А две семьи оммёдзи из пяти когда-то давно охотились не только на мононоке, но и на ёкаев тоже. Помнишь ли ты это? Я вот помню. В таком случае Кёко и впрямь вторым Странником уготовано стать. Но горькая и одинокая то судьба. Не позволю я случиться с ней такому, нет, ни за что.

И он затушил кисэру, выдохнул последнее облако, почти чёрное на сей раз, удушающее, прямо в Мио, заставив ту поперхнуться и закашляться. Между ними образовалась плотная завеса, но затем рассеялась, и Мио узрела его лицо впритык к своей взъерошенной морде. Странник хотел, чтобы она в упор на него смотрела, когда он скажет это, – только так она могла понять всю серьёзность его намерений и ту силу, которую он вкладывал в свои слова, ибо вот это было настоящее обещание:

– Я и тебя за уши подвешу, если снова болтать лишнее начнёшь и полезешь, куда не просят. Знай своё место, кошка. Знай, что я отрежу тебе голову, если ты снова всё испортишь. Ты поняла меня, хранительница? Ты запомнила, что я тебе сейчас сказал?

Мио издала звук, лишь отдалённо похожий на мяуканье и куда больше – на писк, и кивнула. На дне её жёлтого глаза теперь плескалось что-то матовое, и Странник догадывался, что отныне их всех через Мио кое-кто слышит… Но это его всё равно не остановило. Он должен был убедиться, что их путешествие пройдёт гладко. Даже если уже жалел, что согласился пойти во дворец кошек. Должен был держать Кёко подальше от них, старался же как мог… И всё равно того, кто ему доверял, подвёл!

– Я рассказала о тебе без злого умысла, Иварасамбе, – проблеяла Мио совершенно неубедительно и попятилась. – И я не знала, что Джун-сама отправит меня с вами… Иначе бы язык за зубами держала.

– Нет, ты поступила правильно, – вдруг сказал Странник. – Лучше пусть она обо мне узнает, чем о себе. По крайней мере, это займёт её на какое-то время.

Едва он произнёс это, костёр окончательно затух. Зашелестели и зашептали о ещё одной гостье деревья и кусты ежевики с поспевшими, ломящимися от сока ягодами. Ягоды эти попадали, выстилая ей путь, ибо гостья то была важная, отнюдь не простая. И без того непроглядную ночь накрыла ночь ещё темнее. Силуэт у неё был женским, поступь – бесшумной под стать кошачьим лапам, но одно её присутствие заполнило собою весь лес и выжгло свежий воздух. Темечко будто накрыли чужой рукой, и Странник встал с подстилки, повернулся вместе с Мио к расступившейся листве и опустился на колени, дабы выказать своё уважение. Однако так низко пригибаться, как то сделала Мио, вытянув передние лапы, он не стал. Лишь немного опустился и продолжил глядеть исподлобья на воплотившуюся темноту и её длинные бледные руки с перламутровыми когтями. Те отделились от чёрного силуэта и робко потянулись к привалу, но отдёрнулись назад.

Она так и не приблизилась ни к кострищу, ни к свёртку, сонно ворочающемуся за ним в смутном дурном предчувствии, какое возникает, когда сразу три пары глаз наблюдают за тобой. Пришедшая повидаться напоследок тень – хоть и не сама её владелица – ничего не говорила, колыхалась из стороны в сторону молча и так же молча страдала. Но Странник слышал её предельно отчётливо – даже лучше и яснее, чем ревниво поглядывающая на него Мио. Потому что за эти столетия прекрасно научился слушать души. Так же хорошо он их утешал.

– Нет, нет, ничего страшного, я всё понимаю… В том нет вашей вины, – сказал он ей, мягко улыбнувшись. – Я это не всерьёз о вашей хранительнице. Уверен, мы поладим. Да, я не сержусь, это будет честно… Да, никаких сверхмер. Уверяю, вам не о чем беспокоиться, Когохэйка Джун. Мы с Мио присмотрим за вашим котёночком.

Сказы

Перечень сказаний и историй реальных, на которые ссылаются те или иные события, персонажи или мифологические аспекты книги. Знакомьтесь со сказами по мере прочтения книги при появлении соответствующих сносок и не забегайте вперёд!

Мичидзане Сугавара – японский политик, которого в результате заговора лишили всех должностей и отправили в ссылку, где он и скончался.