– Очень доходчиво, – вздохнул Кислов и сокрушенно взглянул на трубки.

– Кажется они вообще не отсюда, – сказала Лиза и опустив тяжелую сумку на землю уставилась на меня. – Эй, герой-любовник, ты нам помочь случайно не хочешь?

Я не хотел и показывал это всем видом, но Лиза развела руками. Читалось как – «Ну и? Чего мы стоим и смотрим?»

Подошедший Марк похлопал меня п спине.

– У каждого своя судьба. Тебе ставить палатку, а мне идти искать и клянчить сигареты для… Как ты его называешь?

– Рум.

– Точно. Надо бы запомнить.

Лиза вручила мне детали от палатки и хохотнула.

– Рум? Надо бы тоже запомнить. Эй, братишка, ты слышал?

У нас оказалось четыре палатки на одиннадцать человек. Но фактически их было три, так как одна совсем маленькая предназначалась, видимо, Дмитрию Александровичу. Я поморщился, с надеждой взглянул на близкие и запретные окна пустых квартир. В их стеклах догорало солнце. Конечно, тренер был прав – располагаться в квартирах опасно, холодно и как минимум неэтично. Они много лет терпеливо ждали своих хозяев, медленно разрушались от суровых зим и холодных дождей. Возможно, в каких-то из них еще сохранились вещи, брошенные книги, забытые игрушки – следы прежних жильцов.

Говорили, что в пустом городе не живут даже крысы. Может легенда. Нужно было спросить у Марка. Теперь я воспринимал Марка как крупного специалиста по городу, хотя его тетрадка на вид и не внушала большого доверия. Какие-то статьи, сомнительные фотографии… Я поймал себя на мысли, что завидую ему. Марка можно было гонять за сигаретами и заставлять таскать чужие вещи сколько угодно, но поставь его перед собой и скажи – вот Марк – специалист по Пустому городу, и это будет правда. Поставь рядом меня – останется подумать, почесать макушку и пожать плечами – и это тоже будет чистая правда. Даже набор мелков я ухитрился забыть дома и теперь смотрел на оранжево-красные блики в стеклах высоких домов под свинцовым небом, смотрел и пытался хотя бы запомнить их.

– Мы тут где-нибудь припасы раздобудем? – раздался голос, адресованный явно не мне. – Одеял и топлива для печки мало.

– А в библиотеку можно будет зайти? – это уже Марк подал голос.

– А в квартиру или магазин? Ну, это просто ради любопытства.

Дмитрий Александрович встал в центре недостроенного лагеря и раскинул руки.

– Да. Нет. Нет, – он застегнул молнию на куртке до самого подбородка и натянул на уши тонкую шапку. – так, собрались все! Говорю один раз, чтобы не было лишних вопросов. По городу мы разбредаться не будем. Держимся лагеря и друг друга. Сегодня ночь проведем в палатках. Утром после завтрака отправимся на центральную площадь – тут недалеко. Еще, если получится, покажу вам Глефу – самое высокое здание в городе. Может быть, даже поднимемся наверх. Затем переберемся ближе к порту. Посмотрим на старые корабли в терминале. Поверьте, там есть на что посмотреть. Через пять дней за нами вернется автобус. Утром. К этому времени быть уже собранными, накормленными и бодрыми.

– Почему посмотреть дома нельзя? – без особой надежды в голосе спросил Кислов.

– Дома могут быть в аварийном состоянии, – сказал Дмитрий Александрович словно по заученной методичке. Сияющие в лучах заката целые стекла высоких и прочных зданий никак не подтверждали его слова. – Кроме того, тут могут бродить собачьи стаи. Так что, никаких походов за лагерь без моего разрешения.

Легкий разочарованный гул снова пресек его бодрый голос.

– Тут я слышал разговоры и топливе для печки. Так вот, у меня есть пара топоров и целый парк засохших кленов поблизости. Могу предложить кое-что поинтереснее и повеселее печки.

Разговоры о костре быстро развеяли недовольство и скуку. Пропали даже вопросы о том, почему мы остановились именно тут, а не где-нибудь в центре города. Впрочем, это и так было понятно. Метрах в ста от лагеря красовалось белое, хоть и сильно побитое непогодой здание общественного туалета, которое снимало главный бытовой вопрос и давало видимость уюта и обустроенности.

Я выбрал себе защищенное от ветра место под бетонным козырьком какого-то строения, похожего на остановку, бросил на тротуарную плитку раздобытый плед и забился в угол, положив рюкзак на колени. Очерченный краями козырька и бетонных стен прямоугольник казался экраном, в котором застыло ночное фиолетовое небо с крупными звездами. Неровные крыши домов темнели на его фоне нагромождением геометрических фигур. Среди них вдруг появилась круглая фигура, ставшая в свете моего телефона лицом Марка. Он опустился возле меня и поджал ноги.

– Ты не с остальными? – спросил он как будто и без претензии.

Я испытывающее взглянул на него, но понял, что в темноте все равно не видно.

– Я ветку принес и даже разрубил пополам. Что еще от меня нужно?

– Там костер, – Марк махнул рукой в сторону фонтана. Подсвеченные изнутри палатки слабо тлели на фоне темной аллеи и казались неуместными среди руин фонариками. – Ну, скоро будет костер.

– Мне и тут неплохо.

Марк пожал плечами. По крайней мере мне показалось что он так сделал.

– Сегодня Свечной день, – напомнил он.

Свечной день. Я усмехнулся. Наверное, уже лет пять я не слышал, чтобы кто-то упоминал об этом странном празднике. По крайней мере мне. К счастью, он всегда приходился на первый день осенних каникул.

«Свечной день!», – мама обычно взмахивала пуками, растопыривая пальцы и в свете тусклого фонарика на столе это казалось действительно чем-то жутким. По стенам плясали тени от ее рук, от наших, склонившихся над лампой голов. Огромные от предвкушения жути глаза Марты следили за тем, как мама раскрывает огромную книгу с картинками и делает вид, что зачитывает страшную легенду, – «В этот день сторож всегда закрывал ворота кладбища, потому что знал, что покойники знают про этот день, и им до смерти надоело лежать в земле. Как и все он спешил домой, чтобы поставить горящую свечу в окне перед стеклом. И смотреть, как зажигаются свечи в других окнах. Никто не включал никакой другой свет в эту ночь. И мало кто мог уснуть. В полночь были слышны шаркающие шаги за дверью. А потом они стихали. Мертвец приходил домой, но увидев свое отражение в стекле перед горящей свечой пугался и возвращался обратно. Так маленькая свеча спасала дом до самого рассвета».

И глаза Марты в этот момент становились еще больше.

«Скорее, скорее ставим свечу», – кричала она и торопливо прыгала вокруг коробки с праздничными свечами. Хоть и верила в эти рассказы о Свечном дне не больше меня.

А папа смеялся, глядя на