на пол.
— Я люблю тебя, — тихий голос, ее голос, ее, а не монстра, и не такой, каким он пытался ее играть! Сердце сделало кульбит, а наши губы встретились в поцелуе.
— И я люблю тебя. Я больше никогда не позволю тебе подвергнуться опасности, всегда защищу, клянусь, — произнес я, оторвавшись от любимых губ и заглянул в знакомые тепло-карие глаза.
Она улыбалась, вокруг ничего не было видно из-за яркого света: ни храма, ни моих людей, ни статуи богини. Только я и она. И больше ничего мне не было нужно.
— Ты в порядке? Тебе нужен лекарь, наверное, — вспомнил я.
— У меня ничего не болит, — она качнула головой, а потом положила голову мне на плечо.
Но постепенно свет начал тускнеть, и я, опустив взгляд, увидел лежащий у наших ног проклятый кинжал. Только теперь черный кристалл в его навершии был перечеркнут крупной трещиной. Надежда тоже опустила взгляд и заволновалась:
— Он точно ушел? Или надо еще как-то проверить? Вдруг он только спрятался и сидит где-то у меня в подсознании, ожидая, когда меня развяжут?
— Теперь все в порядке, — улыбнулась Настоятельница искренне. — Вы благословлены богиней, она явила свою милость, — и в этот же миг золотая цепь вдруг как-то легко упала с Надежды, та даже попыталась ее как-то задержать и подхватить, но не смогла. Я улыбнулся. — Осталось последнее, — торжественно произнесла Настоятельница: — коснитесь метки своего супруга!
— Метки? — удивилась Надежда и глянула на женщину удивленно. — Но у меня нет метки и у него тоже, — она вопросительно посмотрела на меня.
— А мне не нужно... — растерянно пробормотал я и вдруг что-то щелкнуло у меня в голове, я все понял, и улыбнулся счастливо. Подхватив ее ладонь, я положил ее себе на затылок, и почувствовал, как щекотка прокатилась от этого места по всему телу.
А ведь в юности, когда отец пытался найти мою метку, меня брили налысо — ее там не было. Вероятно, она проявилась вместе с появлением моей пары в этом мире, но была скрыта волосами.
— Приветствуем новую истинную пару, благословленную Улессией, — провозгласила Настоятельница.
— Ой, — счастливо выдохнула Надежда.
— Истинная моя, — радостно улыбнулся я и еще раз поцеловал ее.
Не дождавшись, когда мы оторвемся друг от друга, Настоятельница храма подошла ближе и подобрала с пола проклятый кинжал, аккуратно прикасаясь к нему только через ткань священного покрова:
— Этой вещи место в хранилище храма, мы сможем позаботиться о нем, чтобы его более никто не смог использовать, — уверенно произнесла она.
Глава 127
Надежда
Я давала показания на суде в защиту Памелы Дьягви, потому что знала на собственном опыте, каково это — быть под властью демона. Конечно, ее хотели признать виновной, ведь это было бы намного проще, чем признать бессилие перед очень сильным врагом, которого почти никто не видел воочию.
Сама Памела признала свою вину и рассказала историю своего деда, которую он ей поведал перед смертью. Антонио Цимер рассказал, как однажды во время раскопок они с профессором Вацлиром работали рядом. Сам он в это время пытался выяснить с начальником личные отношения и пытался заставить того отступиться от отношений со студенткой. Тот лишь насмехался, приговаривая, что девушка взрослая и сама сделает выбор, а уже через год она не будет студенткой. Конечно, этот разговор вывел Антонио из себя.
И тут профессор ахнул, потому что нашел... что-то. Черный камень торчал из глинистой почвы. Профессор Вацлир аккуратно разгребал слои земли вокруг, достал блокнот и немедленно что-то начал зарисовывать.
— Да что там такое? — воскликнул Антонио и схватился за камень.
— Не трогай! — испуганный голос профессора прозвучал одновременно с прикосновением.
Что произошло дальше, Антонио точно не помнил, пришел в себя лежа на земле ничком, а профессор тряс его, приводя в себя. Рядом валялся кинжал с черным кристаллом в навершии, к которому так и стремился взгляд.
— Что произошло? — спросил он тогда профессора растерянно. Почувствовал боль в разбитой губе, синяк на скуле, а у профессора был порез на предплечье.
— Ничего особенного, у тебя просто закружилась голова от жары. Нужно отдохнуть, — произнес тогда профессор и быстро закатал кинжал в отрез кожи, не прикасаясь к нему. Очевидно, он знал, что это такое.
Через несколько дней профессор начал сходить с ума, а Антонио, сложив два и два, понял, что это его вина. Когда все дошло до крайности, он помог связать начальника, а потом залез в его палатку и украл бумаги, среди которых были и документы о Похитителе Душ. Сам кинжал Антонио тоже нашел. Едва стоило ему увидеть его, как захотелось вновь взять в руки, почувствовать власть над чужими жизнями... но он сумел пересилить этот порыв благодаря страху, закрутил его сперва в кожу, потом спрятал на дно сундука с вещами.
Антонио был очень испуган произошедшем и жизнь положил на то, чтобы дискредитировать исследования своего учителя, чтобы не допустить новых экспедиций на территорию Затерянного королевства, чтобы больше никакие опасные артефакты не были найдены. Ведь, как оказалось, жители этого древнего королевства увлекались общением с потусторонними сущностями, обитающими меж мирами. А это могли быть и демоны, и духи, и даже божества, лишившиеся энергетической подпитки. Так в этом мире появился культ Единоликого, так был призван и заключен в кинжал демон Похититель душ. Эти знания действительно были опасны и в каком-то смысле Цимер действительно был прав.
Вернувшись в город, он спрятал кинжал в собственном подвале в специально оборудованном хранилище, всю жизнь носил множество защитных амулетов, боясь, что тот опять начнет воздействовать на него. Поняв каким-то образом, что отнял истинного у любимой девушки, он всеми силами пытался загладить вину и стал для нее сперва преданным другом, а потом и хорошим мужем — до самой смерти супруги.
Он полностью изменился, перестал быть таким эгоистом, как в молодости. И, когда узнал, что его внучка совершила ошибку, единственный из всей семьи не отказался от нее, а сделал своей наследницей. Но вместе с другими вещами решил передать ей и свою тайну, и бремя. Велев, конечно, никогда не прикасаться к вещам из подвала. Там за эти годы скопилось много опасных или просто неизвестного действия артефактов, которые профессор Цимер боялся передавать кому-нибудь еще: изымал из фондов, выкупал