как здесь было слишком много глаз, и один неверный жест с её стороны просто мог привести к катастрофе.
Кирилл же обернулся на шум, уловил звук, похожий на скрежет кристалла – и тихо улыбнулся. В его голове, как и прежде, всё шло по плану. Наблюдать… Собирать… Ждать подходящий момент. Пока эльфийка ведёт переговоры, он будет изучать, куда съезжаются магические кристаллы, какие торговцы платят за эксклюзивные данные, где хранятся списки покупателей. И в самом выгодном моменте он будет иметь выбор. Уйти сам, бросив её, или позволить ей продавать его – но уже тогда, когда у него будет что предложить, и когда цена будет не на жизнь, а на знание.
Их шаги врастали в шум станции – в её запахи, её голоса, её угрозы и обещания. Они шли в сторону рынка, где судьба их жёстко сойдётся с ценой – и где каждый плотник судьбы уже давно научился разговаривать с клинком в руке. И, судя по тому, как напряглась спина эльфийки, после того как она, быстро что-то оплатив, подхватила с одного из прилавков немного странный предмет. В ту секунду Сейрион была вся как обнажённая сталь – лицо напряжено, пальцы вжались в рукоять парализатора, и в них снова вспыхнуло то ощущение власти, которое прежде прививалось ей чуть ни не на уровне инстинктов… Её полные и красиво очерченные губы слегка шевельнулись, словно в коротком приказе – жест, слово, вспышка – и всё должно было решиться одним выстрелом. Когда они вошли в переулок, в котором в этот момент никого не было.
Вся эта какофония рынка, запахи и гул разумной толпы, остались где-то за стеной сознания. Здесь, в шаге от её интересов, было только “он” – тот самый дикарь, что весь этот путь молчал, а теперь стоял за её спиной как ожившая тень.
Она резко развернулась. Это было давно натренированное движение, отработанное в сотнях симуляций, выхватила парализатор и нажала спуск. Аппарат ответил знакомым щелчком – и… Замолчал… Тот щелчок прозвучал настолько предательски, как скрип замка, который уже никогда не откроется. Она, ещё не осознав того, что произошло, сжала парализатор так, что даже её пальцы побелели, и произвела повторный выстрел… Второй щелчок – и снова ничего.
В её голове среди всполошившихся мыслей сначала проявилась злость… Потом недоумение… А в её взгляде мелькнуло растерянное:
“Как? Почему?” – Будто она впервые узнала, что власть может уйти так же мгновенно, как приходит. И сейчас она, привыкшая брать и приказывать, стояла с острым ужасающим сознанием того, что дело идёт совсем не по её сценарию.
Он же даже не дернулся. Поначалу. В нём не было той мрачной суеты, что она ждала увидеть у любого бунтаря. Он лишь улыбнулся – той самой усмешкой, которая не была ни злобой, ни приветствием, а чистым, холодным осознанием. Как если бы всё это время он собирал в себе терпение, как сухую древесину, и теперь, сжатым дыханием, выпустил огонь. Из-под форменного комбинезона, который был ему немного мал, этот странный парень медленно вынул свой маленький прибор – плотно обёрнутый в ткань, который он держал скрыто даже от неё. Парализатор у него был простой, более тяжёлый. И, как всё простое, этот аппарат работал более надёжно. Он поднял его легко, почти лениво, и одним слитным движением активировал.
Излучение этого устройства прошло по воздуху спокойной ровной струёй. Это не был театральный всплеск, это был тихий механизм, отточенный и беспощадный. Он поразил молодую эльфийку, которая всё же попыталась увернуться, в плечо, прошёл по нервам, и тело её отозвалось сначала судорогой, затем – жесткой неподвижностью. Вздох, глубокий и неожиданный, вырвался из груди. Глаза молодой женщины застыли, и в них вспыхнул испуганный вопрос, который больше не звучал, потому что губы её уже не слушались свою хозяйку.
Она упала, и первая судорога тронула ноги, потом спина выгнулась, дыхание стало хриплым, и наконец всё ушло в тяжёлое дрожание – как струна, которую рвёт шторм. Кирилл же, убедившись в том, что всё сработало как надо, тихо подошёл и опустился над её упавшей ладонью. Он поднял то, на что она так долго смотрела как на инструмент своего триумфа – металлический ошейник, холодный и блестящий, украшенный крошечной печатью торговцев. И этот ошейник был не просто кусок металла. Это был замок. Метка. Предмет, подтверждающий право хозяина. Всё то, что превращало практически любого разумного в товар.
С минуту парень крутил его в пальцах, как монету на ладони, и в этот жест было столько равнодушного расчёта, что она в последний миг ясности увидела его лицо во всей его простоте. Внутри него не было ни тщеславия, ни грубой жестокости – было холодное любопытство и уверенность разумного, который умеет считать и не только свои, но и чужие ходы наперёд.
Её глаза, ещё ясные перед тем, как тьма поднялась, затопив сознание, встретили его спокойный взгляд. Там, в этом коротком взгляде, прошла вся её жизнь. Гнев… Гордость… Испуг… И, гораздо позднее, жуткое и даже противоестественное ей осознание поражения. Ей показалось, что сердце остановилось на миг, когда она подумала:
“Он – не тот, кем казался.”
Кирилл улыбнулся снова, но уже не с ехидством ради власти. Его улыбка была улыбкой человека, который увидел карту в руках другого игрока и безусловно выиграл партию. Потом он наклонился, чтобы ближе рассмотреть замок ошейника, и в его губах послышался тихий звук, похожий на шепот – не для ушей остальных, а просто для себя:
“Так красиво получилось… А думала, что всем управляет…”
Последним, что она увидела, прежде чем глаза её закрылись, была эта усмешка – ровная, насмешливая, спокойная, как обещание. И в эту секунду она уже поняла, с той же ясностью, с какой обычно узнают удар ножа, что оказалась переиграна не каким-то интриганом, а диким человеком, который почему-то видел куда дальше, чем даже простиралась её собственная гордыня…