Ему нужно было другое. Действовать так, чтобы у неё не оставалось пространства для предательства, чтобы её выбор был вдавлен в узкий коридор, в котором любое движение назад было бы уже отягощено, запятнано и бесполезно. Это был факт. Сделанное – сильнее обещания.
Он снова закрыл глаза и стал выстраивать линии не словами, а событиями. Где разговор отнимает инициативу – там действие возвращает её. И действие должно стать свершившимся фактом ещё до того, как она успеет вылепить из страха новую пляску для охраны. Внутренний план вырисовывался так, как когда-то вырисовывалась тропа в диких скалах. Шаг за шагом… Без ярких жестов… Со вниманием к самым мелким камушкам под ногами…
Он весьма старательно перечерчивал эти шаги в уме. Вовсе не пытаться склонять её обещаниями к себе… Не давать ей повода думать, что у неё есть время на торг… Вытянуть из неё те слова и вздохи, которые доказывают её состояние – публично и тихо. Так, чтобы любая попытка сдаться властям в будущем выглядела как предательство, совершённое после того, как она уже получила выгоду… Создать ситуацию, где её прикосновение к панели будет выглядеть как вынужденный жест защиты собственного лица, а не благодеяние… И, самое главное, подготовить на всякий случай “мягкую ловушку” – не для убийства, а для того, чтобы нейтрализовать ее, если предательство всё-таки рванёт наружу…
Он снова открыл глаза и изучил переплетение рун. Его мысли были почти механическими, но в них жила злая нежность по отношению к самому себе – к тому, кто ещё вчера висел на дыбе и видел мир как поток боли. Теперь он планировал всё иначе. Не прямой штурм, а шахматную ловушку. Он видел два возможных хода соседки. И первым она могла воспользоваться, если он откроет ей тот факт, что он очнулся и планирует сбежать. Она могла немедленно сдать его, выставив свои услуги в обмен на прощение… Вторая – поддаться панике, согласиться на “помощь”, а потом, отобрав у него сведения, сама попытаться выторговать спасение. Обе дороги вели к его смерти, если он не предвидел и не перехватил их.
Он представил себе эту сцену. Ночь. Смена. Появляется очередной патруль охраны, который не забудет начать насмехаться над пленницей. Как факт, она снова кинется к клетке, чтобы попытаться дотянуться до них. Всё это уже было уже вполне привычным, как своеобразный ритуал. Как инстинкт. Именно в этот момент решётка внезапно рухнет перед ней, банально разрушившись от подобного напора. Ну, да… Ведь она, по сути, уже еле держится. Благодаря этому пленница вырвется из клетки и, под действием состояния аффекта и ярости, набросится на этих самых охранников, считающих, что они в безопасности. Возможно, они даже успеют как-то среагировать на её агрессию? Вот только парень понимал, что в сложившемся положении их реакция запоздает. А значит, она хотя бы одного из них сможет связать боем и даже возможно сможет обезвредить. Как результат, парень сможет в этот момент выскользнуть и помочь ей. Совсем немножко. Чуть-чуть. Что даст им шанс вырваться из ловушки. Дальше ей придётся бежать. Потому что нападение на охранника – это уже совершенно другая статья. Она должна будет это понять сама и достаточно быстро. После чего им придётся ускориться и броситься на перегонки туда, откуда они смогут покинуть этот корабль. Скорее всего, это будет какой-то ангар? Но даже в этом случае парень не собирался от неё отставать. Просто подталкивая её в нужном направлении.
К тому же, вряд ли она выберет какую-нибудь одноместный кораблик что-то парню подсказывало, что в данной ситуации одноместный корабль, вроде какого-нибудь, как они здесь их называют, москита-истребителя, будет просто бесполезным. Хотя бы по той причине, что для полноценного бегства им нужно что-то более серьёзное. А подобные кораблики, как он уже знал по разговору охранников, не имеют возможности “прыгать” из одной Звёздной системы в другую. Он это понял, когда один охранник вспоминал, что его собственный родственник отстал от корабля – носителя, и был вынужден болтаться несколько дней в таком кораблике в пустой Звёздной системе, ожидая проходящего торгового судна, чтобы те его подобрали, и помогли вернуться домой. После такого случая капитану досталось. Ну, ещё бы… Своего подчинённого забыл в Звёздной системе… Не проконтролировал возвращение всех москитов на борт корабля…
Но всё это сейчас не имело никакого значения для самого парня. Для него важнее было другое. Куда важнее ему было заставить эту дамочку начать действовать по его плану. При этом не обращая внимания на то, что в некоторых местах система будет слишком легко поддаваться её давлению. А уже потом можно будет предпринять определенные меры, чтобы нивелировать и всё остальное. Даже попытку потенциального предательства с её стороны. А уж в том, что она всё-таки попытается его как-то использовать или предать, Кирилл почему-то даже не сомневался. Он не бы слеп к обратным ходам. В голове парня уже были и контрмеры на предательство. Включая даже высушенный сок одного из растений, который был уже перетёрт в пыль. Его можно было распылить в воздухе. Один вдох этой своеобразной “пыли” парализует всех попавших в это облако.
Также он продумывал не только возможности противодействия, но и истинный смысл того, что должна увидеть охрана. Пусть они увидят не беглого “дикаря”, а последствия нарушения – и пусть теперь у них будет выбор. Броситься ловить его, или заняться “публичным расследованием” того, кто “посмел разрушить систему охраны и защиты”. Их бюрократия и пропаганда, которые он уже сумел оценить, всегда предпочитали демонстрацию порядка над мгновенным столкновением. И это – его союзник.
Наконец, он дал себе последнее, простое правило. Не доверять. Никому. Ни крику, ни слезам, ни панике. Все эти разумные – особенно те, кто раньше держал в руках плётки – явно умеют переодевать страх в предложение. Она – не исключение. Её слова, если и будут вырваться, станут карт-бланшем для лампы над ним. Горячая, опасная и слепящая. Ему нужно было поставить её перед свершившимся фактом – не инструментом слова, а игрой обстоятельств, где ее собственная рука подпишет приговор для неё самой.
Он снова уткнулся взглядом в рунную стенку, ощутив, как карман в груди снова стал плотнее, глубже. Энергия, что он впитал, не разжигала в нём желания убивать из мести. Она делала расчёт холоднее. И в этом расчёте были человечность и зверь одновременно. Он не хотел умереть в её руках. Он хотел выйти из клетки не кровью, а шагом, который демонстрировал