— Про другое? Марат, ты знаешь о правиле Неласковой Трейси?

— Нет, — ответил я. Причем с такой же интонацией, с которой она недавно ответила мне на вопрос про боевые навыки для интеллектуала.

Женька усмехнулась. Кивнула.

— Ну еще бы. Ведь никакого правила Неласковой Трейси не существует. Если правило Бедной Пэрис. Название неофициальное, и пошло оно с одной истории в США, где женщину по имени Пэрис Миллер казнили в Бостоне за детоубийство, совершенное в Сан-Диего тремя годами ранее. А потом оказалось, что из-за бурь в местных пустошах в базах случился коллапс, обновления похерились, какие-то файлы побились и все такое. А на самом деле она была ни в чем не виновата.

Я присвистнул.

— Однако.

— Потом собрали большой международный консилиум и долго обсуждали проблему невозможности информационной связи между некоторыми регионами. Порой даже трудно отследить, что именно и у кого потерялось. С тех пор у нас почти как в Америке — у каждого региона свои базы, свои законы и правила. На территорию Торговых Центров распространяются те же положения, что и на территории города, за которым они закреплены. Вот такая занимательная география.

— Ничего себе. То есть можно быть отпетым преступником в одном городе, а потом приехать в другой — и жить себе припеваючи?

— Теоретически, — усмехнулась Женька. — А на практике если ты сбежал из города хрен ты сможешь попасть в какой-то другой. Даже если ты чист, как ангел.

— А то, что эти люди потом свободно шатаются вне городов, вообще никого не заботит?

— А должно? Ты сам-то не чувствуешь, какой оксюморон только что выдал? Дикие территории, пустоши для корпоратов — как для тебя особенности жизни насекомых в Центральной Австралии.

— Стало быть… Охотник за головами типа вез тебя во Владимир?.. Таким странным окольным путем?

— Нет, — отозвалась Женя, и фокус ее взгляда изменился. Теперь она смотрела сквозь меня. Вероятно — в недавнее прошлое. — Он вез меня в какой-то Белый Котлован. Или Котел. Кстати, хотела спросить, что это? Какой-то лагерь?

Мы с Егором переглянулись.

— Да место такое в пустоши есть, — ответил он. — Но зачем туда тебя тащить, я не знаю…

И тут Егор с громкой руганью вдруг ударил по тормозам.

Бизон заскрипел шинами по бетонке, оставляя темный след.

— Ты что творишь⁈ — ругнулся я, хватаясь рукой за спинку его сиденья.

Грузовичок еще немного проскользил вперед и встал, как вкопанный.

Егор шумно перевел дыхание.

— Примета плохая — ящерицу задавить. А тут видишь, что делается?..

Я приподнялся и взглянул на дорогу через лобовое стекло.

И обалдел.

С одной обочины на другую через проезжую часть ползли сотни коричневых ящериц размером с цыпленка.

Или, правильнее сказать, шли. Потому что передвигались они по большей части на задних лапах, опираясь на мясистые хвосты.

Я аж обалдел.

— Это… что за ящерицы такие?.. — проговорил я.

— А ты думал, мутанты только по пустоши бегают? — хмыкнул Егор. — Это ты еще местных зайцев не видел. Вот кого увидишь — перекрестишься! Здоровые, как кабаны, почти голые, полчища блох в залысинах и верхние зубы наружу торчат — жесть!..

Я открыл дверь и выбрался наружу.

Река ящериц продолжала свою миграцию, не обратив на меня никакого внимания. И чем больше я на них смотрел, тем больше с ужасом понимал, что эти мелкие твари — почти копия одного из видов, который я обнаружил в рифте. Только очень крошечная.

Так что же это получается?

За время моего отсутствия вокруг рифтов стали образовываться пустоши. В свою очередь вокруг пустошей меняется экосистема, старые виды мутируют и образуются новые. Причем некоторые из которых приобретают черты естественных для этого самого рифта видов…

Я поймал себя на том, что слышу внутри себя скрипучий голос Мэтью Хопкинса — самого прославленного диванного аналитика из ГИС, который только и занимался тем, что на каждой конференции постулировал дикие сенсации, высасывая доказательства буквально из пальца.

Докатился, блин. В конце концов, это всего лишь один вид, да и то речь идет лишь о внешнем сходстве, причем относительном. Как можно делать выводы на такой воде?

Я подошел поближе к ящерицам и присел. Выбрал глазами особь покрупнее и, изловчившись, схватил за хвост. Другие ящерицы на мгновенье шарахнулись от меня, сбившись в плотную кучу.

А я поднес барахтающуюся красотку поближе к лицу, чтобы разглядеть как следует.

Все-таки внешнее сходство было поразительным. Не считая размера, конечно.

— Слушай, а одолжи мне нож на минуту? — попросил я напарника.

— Отпусти хвостатую, — нахмурился Егор. — Говорю же — убивать ящериц это очень скверная примета! Зачем она тебе вообще?

— Да не буду я ее убивать, только зубы посмотрю.

— Зубы?..

— Нож, говорю, дай!

Я уложил дергающуюся зверюгу себе на колено и слегка прижал ее, чтобы не барахталась.

— У ящериц бывает два типа зубов, — проговорил я, забирая у Егора протянутый нож. — Акродонтные и плевродонтные. Прежде всего это связано с типом питания. И лишь у некоторых видов присутствуют зубы и того, и другого типа…

Тупым краем я подлез ящерице под губу и осторожно нажал на десну, заставляя рептилию открыть рот.

Точное попадание!

Впереди у моей модели было шесть клыков. Дальше шли плоские зубы.

До сих пор я не слышал, чтобы где-то в нашей природе жили ящерицы с таким набором во рту.

А значит, я не так уж неправ. Некое рациональное зерно в моих рассуждениях все-таки имеется.

Я убрал нож и выпустил невольницу к ее собратьям. Красотка шикнула на меня, обиженно раздув мешок под мордой, и рванула вперед на четырех лапах — видимо, так ей показалось надежней.

И тут я натолкнулся на внимательный взгляд Женьки.

— Похоже, ты тоже в своем роде доктор философии, — сказала она. — Знаний ненужных дофига, а для элементарного экскурсовод нужен.

— Почему сразу «ненужных»… — проворчал я.

— Потому что нормальным людям абсолютно похрен, чем жует ящерица.

Ответить я ей не успел.

Потому как кустарник справа от дороги вдруг захрустел, задвигался и на дорогу, раздвигая ветви деревьев, вышел зверь размером с крупную лошадь.

На коричневой шкуре у него зияли залысины, шея и передние ноги с мощными копытами покрывала рыжеватая короста, почти голую раскровавленную морду облепило гнусом.