Удобно все-таки, когда на тебя работают люди. Вон, скажем, тот же самый Игнат — возил меня туда-сюда, ухаживал за лошадьми, а я просто на сене валялся. Или та же Аглая: таскает мне еду три раза в день, и вилки не надо мыть. Не завести ли мне постоянного слугу? Его и делами разными можно было бы загрузить, сбросив с себя мелочные бытовые заботы, и, как-никак, дополнительная охрана! Правда, трудно представить себе, чтобы здесь, в деревне, нашелся кто-то готовый идти в услужение. Ну, вернее, зимой-то пара свободных рук всегда найдется, а вот летом — увы. Всем некогда, все что-то пашут и жнут. Так что человека взять попросту негде. Хотя… Кажется есть один вариант!

Глава 15

Есть же тут у меня один должничок, хе-хе. Тот самый «страшный мужик», которого я спас от клещевика. Надо бы его проведать — и проверить результаты моего лечения, и потолковать заодно. Что-то мне подсказывает, что человек этот — отщепенец, ни кола ни двора. Иначе не стал бы он в разгар страды бродить по лесу. Так что, если он подходит для найма — можно попробовать его «завербовать». Ну или пусть идет себе дальше своею дорогою — а то, чего доброго, староста Федот скоро начнёт выставлять мне счёт за пансион.

За поездку я выдал Игнату 20 рублей ассигнациями и отпустил восвояси. А мне надо было идти к Федоту. Солнце уже зашло, день клонился к закату, и, по прежним моим понятиям, для визитов было уже поздновато. Но здесь все по-другому: крестьяне весь день в поле, и если хочешь застать хозяина — иди поздно вечером.

Решил идти прямо сейчас, но тьма за окном становилась все гуще, а до уличного освещения еще добрых сто лет ждать. Хорошо, что я что-то в этом понимаю! Подойдя к большому глиняному сосуду на верстаке, я снял с него крышку. Внутри, на подушке из специально обработанного мха, покоился тусклый, сероватый шар размером с пол кулака — гриб-аккумулятор, пронизанный рунами-стабилизаторами.

Кладу на него ладонь, вливая крошечную, с булавочную головку, искру Силы. Шар отозвался: сперва робко, потом всё увереннее он начал светиться изнутри. Мягкое, ровное, белёсое сияние, не дающее ни тени, ни дыма, залило мастерскую. Это свечение было живым — не мёртвое пламя свечи, а спокойное дыхание укрощённой энергии. Красота. Жаль, патента на это чудо оформить не получится: не смогу я, как положено, описать «физическую суть изобретения»!

Освещая дорогу перед собой световым шаром, заодно собравшим дорогой комаров и ночных мотыльков со всей округи, я отправился в гости.

Изба старосты встретила меня запахом постных щей и дыма. Федот, завидев меня на пороге, согнулся в три погибели.

— Лекарь! Вернулси, знасится… А мы уж заждались! — прохрипел он, диковато косясь на лежащий в моей ладони шар.

— Жив твой постоялец? — спрашиваю, проходя в сени.

— Жив, жив. Живее не бывает, — вздохнул староста. — Здоров, как бык, кашу за двоих уминает. Только… чудной какой-то. Сидит в углу, молчит, от людей шарахается. Мы уж и не знаем, что с ним делать. Забери его, Христа ради, он ведь твой теперь. Ты его из лап нечистого вырвал, тебе им и владеть.

«Твой теперь». Забавная логика. Вытащил клеща из собаки — становишься её хозяином. Впрочем, что-то правильное в этом есть.

— Я что-то должен тебе за содержание?

Федот поначалу даже не понял вопрос.

— Да что ты, что ты! — испуганно замахал он руками, как только до него дошло. — Ды хто я таков есть, чтобы с тебя деньги брать?

— Ну это ты брось! — строго возразил я. — За всякую работу должна быть оплата. Ладно, где он там?

Захожу в избу. За столом — семья старосты, жена собирает остатки ужина. А в дальнем, тёмном углу, на лавке сидел спасенный мною мужичина. Заметив меня, он съёжился так, будто я вошёл с раскалённой кочергой наперевес, и попытался буквально вжаться в бревенчатую стену. Вид у него был, как у побитого пса, ожидающего очередного пинка.

— Оставьте нас, — бросаю я Федоту.

Семейство старосты испарилось из избы с проворством тараканов. Присаживаюсь на стул напротив. Молчу. Просто смотрю на него. Минуту, другую. Вижу, как по его лбу катится пот, как он начинает мелко дрожать. Отличный психологический прием. Тишина и пристальный взгляд вычищают из головы лишние мысли лучше любых пиявок.

— Оправился, я гляжу, — наконец нарушил я молчание.

— Д-да, ваше… господин лекарь… — пролепетал он, не поднимая глаз. — Спасибо вам… вовек не забуду…

— Забудешь, — отрезаю я. — Ты кто таков есть-то?

— Семеном меня кличут! — охотно откликнулся тот.

— Я не про то спрашиваю. Ты чем занимаешься-то? — мягко спросил я, но мужик дернулся так, будто я ему в печень врезал. Руки его начали мелко дрожать.

— Ваше…ство! Не погубите! — как в лихорадке стуча зубами, вымолвил он. — Сирота я! Не своею волею, вот вам истинный крест!

Да что с ним такое?

— Чего «не своею волею?» Что ты плетешь? Толком ответь на вопрос! — произнес я, стараясь не пугать его еще сильнее, но это не помогло: в полуобморочном состоянии Семен буквально сполз с лавки на колени.

— Не погубите! — буквально вхлипывал он. — Не виноват я пред вашей милостью!

Тут до меня дошло.

— А, да ты значит служишь купцу Ерофееву⁈ Ладно, ладно, не надо передо мною ползать! Я, как бы, тоже на него работал.

— А вы что же, не помните меня, Михаил Иванович? — заискивающим тоном спросил Степан.

Гхм. А мы, выходит, знакомы. Давно меня никто по отчеству не звал. Особенно в этом времени. Расту в глазах местного населения!

— Что-то ты, Сёма, слишком любопытный. Заруби-ка себе на носу: не всё тебе положено знать. Ладно, оставим этот пустой разговор: что было, то прошло. Ты мне лучше вот что скажи: ты что делать-то дальше намерен? К хозяину своему, Ерофееву, вернёшься? Он, поди, заждался верного слугу.

При упоминании купца Семён аж позеленел.

— Ни за что! — выдохнул он. — Это ж он меня… в лес тот послал… на верную смерть!

— М-да, незадача. Ну, тогда домой, к родне. Матушка, поди, с пирогами заждалась.

Он поднял на меня затравленный взгляд, и в нём была такая беспросветная тоска, что даже мне стало немного