себе зачет по предмету «тонкие манипуляции», хе-хе. Правда без энергии от голема мне бы и сил не хватило провернуть такой фокус. Так что все к лучшему.
Так, ладно. Победил — и что дальше? Ждать, пока капитан Зарубин, оправившись от шока, напишет в Пермь слезный рапорт о том, как злой колдун обидел его и его доблестных воинов? Ждать, пока князь Голицын, уязвленный в своем аристократическом достоинстве, придумает новую, более изящную пакость? А ведь точно без него не обошлось, иначе бы капитан сюда не полез, побоялся Верхотурова. Нет уж, увольте. Сидеть в обороне — стратегия для проигравших. Пора навестить эту сволочь, купца Ерофеева, и вежливо попросить оставить меня в покое. Выбить из рук моих врагов официальный рычаг давления, и тогда разговор с ними будет идти по-другому.
Только где он сейчас сидит? Вопрос… Ну, делать нечего — надо спросить у людей. Язык, как говорится, до Киева доведет.
Выйдя на улицу, где все еще шушукались, обсуждая результаты невероятного происшествия, местные старики и бабы, я спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— А не знаете ли, где есть контора купца Ерофеева?
Мужики заскребли в затылках. Впрочем, раздумья были недолги. Ко мне подскочил бойкий седобородый дедок и, сдернув суконный картуз, зачастил:
— А ты, Миша, что же, сам-то разве не знаишь? Давно ли у Ерофеева работал?
— Ну, вот не знаю, раз спрашиваю! — усмехнувшись старческой дерзости, ответил я. — Ты, отец, чем ехидничать, лучше сказал бы как есть, где Ерофеев сидит. А то недосуг мне подколки выслушивать.
— Дак это, мил человек, по-разнему он бываить! У мене племяш там работаит, Гришка. Говаривал, что боля всего в Кунгуре он рассиживат, и лавка там, и контора евойная. А бывает, наезживат в село Березники, там у его заводик да анбаров пара. Ежели хочешь, кликну его, пусть подскажет, где, значится, он теперя обретается!
Вот это уже было по теме.
— А далеко ли он, Гришка твой?
— Да аккурат на полях, зерно жнет! Отгульные дни у купца взял, чтоб оброк наш выполнить! — пояснил старик.
— Давай его сюда! — тут же потребовал я.
Бойкие ребятишки сразу сбегали на поле, и через полчаса указанный Гришка предстал передо мною. Молодой конопатый парень, робея, пояснил, что Ерофеев сейчас в Кунгуре, и будет там «до самой осени». Заодно рассказал много всяких пустяковых глупостей про самого Ерофева, его родных и семью.
Слушая его вполуха, я размышлял. Ну что же, Кунгур так Кунгур! Осталось найти провожатого. Не то чтобы я боялся заблудиться, но свидетель и помощник, знающий местные нравы, не помешает.
Казалось, выбор был очевиден. Но когда я сказал Гришке ехать со мною, тот буквально позеленел и бухнулся в ноги.
— Не погубите, господин лекарь! Невмочно мне с ваши якшатся: Ерофеев со свету сживет! Уж вы не серчайте! Не невольте меня — отпустите душу грешную на покаяние!
Ну, черт с тобой. Уж до Кунгура я как-нибудь доберусь, а там Ерофеева наверняка знают.
Провожатого, однако, хотелось. Отправляясь в город, я решил взять с собой некоторые поделки — зажигалки там, иных артефактов — да и продуктов с собою взять бы не помешало. Тащить это на себе как-то не хотелось. Опять же — не идти же пешком! Нужна телега, а управлять лошадью я не очень-то умел. Короче, нужен мужик, лошадь и телега.
В поисках всего перечисленного я забрел на двор Кузьмича и застал тут Игната, рубившего дрова. Увидев меня, он выпрямился и посмотрел с немым вопросом в глазах. Ну вот, и далеко ходить не надо.
— Нужно чего, господин лекарь?
— Собирайся, Игнат, — без предисловий сказал я. — В город едем. Помощник мне нужен. Телегу раздобудь и лошадь — у отца возьми или найми у кого. Заплачу, не обижу!
Он ошарашенно захлопал глазами, а затем лишь понятливо кивнул, не став спорить.
— В город можно. Мы вам за Аглаю по гроб жизни обязаны. Сейчас, все подготовлю.
Пока Игнат бегал за лошадью, я, вернувшись домой, отобрал несколько лучших своих изделий. Пару безупречно сработанных «вечных огнив», несколько «целебных пластин» и новенький, только вчера законченный «световой шар». Вполне хватит, чтобы одеться, как купчина какой не из последних, или аристократ.
Через час мы уже ехали в телеге по пыльной дороге, ведущей из деревни в город. Я — с узелком, в котором лежали мои изделия, и с парой караваев свежевыпеченного хлеба. Игнат поторапливал лошадь, озираясь по сторонам, и, кажется, сам был рад выбраться из деревни.
Дорогой я раздумывал, куда мне податься в первую очередь. Похоже, мои противники решили натравить на меня государственный аппарат… Неглупый ход, кстати сказать. Эта безмозглая, неповоротливая машина, при всех ее недостатках, на порядок сильнее любого частного лица. Тяжела на подъем, но если уж она наберет ход, то перемелет любого. Даже меня. Ведь, между нами говоря, несмотря на все мои залихватские магические штучки, против внезапного (именно ВНЕЗАПНОГО) выстрела из огнестрела я в моем сегодняшнем виде, пожалуй, не смогу устоять. Потому то я и поторопился спалить им порох.
Так что новую роту солдат под своими окнами мне бы увидеть совсем не хотелось. А корень зла, причина их появления у моих ворот сейчас одна: официальная жалоба купца Ерофеева. И пока эта бумажка существует, у них всегда будет повод прислать новую роту. А потом еще одну. А значит — что? Значит, нужно не отбиваться от ветвей, а рубить самый корень. Ехать в город и лично объяснить этому предприимчивому господину всю глубину его заблуждений. Надо кровь из носа заставить Ерофеева собственноручно забрать свою жалобу. Способ? Прямое, невербальное убеждение. Добрым словом и револьвером, так сказать.
Путешествие наше продолжалось два дня. На телеге ехать — это не на коне гнать и уж тем более не на машине мчаться. Да и лошадь у нас была не самая выносливая. На утро третьего дня, когда солнце стояло уже высоко, мы вошли в Кунгур, переехав речушку Сыльва по шаткому наплавному мосту. После деревенской тишины город показался мне непривычно шумным. Скрип телег, крики торговцев, ржание лошадей, перезвон церковных колоколов — все это смешивалось в один густой гул. Игнат, шедший рядом, крутил головой во все стороны, с интересом оглядываясь.
— Смотрите, господин лекарь! — осторожно тронул он меня за локоть, показывая на двухэтажный каменный дом. — Вона хоромы-то! Жар-птицу вырезали над окном! Да тут кабы вверх смотреть, так и