Хитро. Но теперь ясно — ноги растут из столицы. Братья Мурлиевы, этот продажный капитан — все они лишь винтики в чьей-то большой игре. Кто-то влиятельный прикрывает их, иначе полицейский никогда бы не рискнул так открыто требовать взятку. Он знает, что ему ничего не будет.

Как же всё прогнило.

Но этот мусор в погонах явно не пойдёт на убийство — деньги отберут «законно», оставив мне лишь копейки. А значит, у меня ещё есть шанс бороться. Главное — не бояться.

— Господин полицейский, а что именно будет входить в вашу помощь? — спросил я, сжимая кулаки под столом.

Капитан расплылся в улыбке, будто я только что сделал ему комплимент.

— О, всё строго по закону! Вы заплатите госпошлину за справку из архива — мы проверим историю кортика, его принадлежность вашему деду, законность владения. Всё официально. — Он театрально развёл руками, словно предлагал мне честную сделку века.

Ах, вот оно что.

Будет квитанция на пару сотен рублей — формальность. А миллион исчезнет в карманах, но никаких доказательств. И потом он сможет любому прокурору в глаза сказать: «Я всего лишь помог гражданину оформить документы!»

— Буду честен с вами, господин офицер. — Я намеренно подчеркнул последнее слово, хотя этот тип был позором мундира. — У меня нет миллиона. Посмотрите на меня. — Я указал на свой потрёпанный чемодан, на дешёвый костюм. — Я уже потратил почти всё. Неужели нельзя немного скинуть?

Капитан громко рассмеялся — сытый, довольный смех человека, который держит тебя на крючке.

— Ладно, восемьсот тысяч — и без торга. — Он прищурился, и в его глазах мелькнуло что-то холодное. — А то отправлю вас в карцер до 26-го августа.

Вот оно.

Теперь я понял, почему из министерства пришёл ответ так быстро. Почему был указан конкретный срок. 26 августа.

Кто-то наверху всё рассчитал.

Нити кукловода тянулись далеко.

Я посмотрел на кортик — фамильную реликвию, последнее, что связывало меня с дедом.

И понял, что отступать некуда.

Значит, будем драться.

***

Где-то ближе к центру, за тяжелыми шторами, пропускающими лишь золотистые блики закатного солнца, в кабинете с дубовыми панелями и портретами в золоченых рамах, седой генерал размышлял о тяготах государевой службы. Его пальцы с дорогими перстнями лениво водили по полированной столешнице, оставляя едва заметные следы на идеально отполированном дереве.

Стук в дверь.

— Разрешите, мой генерал?

В проеме стоял подтянутый лейтенант — безупречный китель, глянцевые туфли, взгляд холодный и четкий, как штык.

— Проходи. — Генерал потянулся к фарфоровой чашке. — Что у нас там? Печеньки, пирожные? Не забыл положить сахар в кофе?

— Все, как вы любите. — Лейтенант поставил перед ним серебряное поднос с миниатюрными эклерами и ванильными круассанами. — И бонусом восемьсот граммов бубликов с маком. Свежие.

Генерал блаженно прикрыл глаза, вдыхая аромат свежемолотых зерен.

— Не волнуйся, я активировал артефакт от прослушки. — Он постучал пальцем по странному брелку в виде двуглавого орла, лежащему на столе. — Можно говорить не таясь.

Лейтенант кивнул, достал планшет и развернул перед генералом карту с выделенными участками.

— Все прошло успешно. На юге сделка закрыта. — Его голос звучал ровно, без эмоций, как доклад о погоде. — Скоро мы подготовим общий проект для новой курортной зоны. Теперь ничто не мешает провести инфраструктуру и дорогу.

— Естественно, по государевой программе развития борьбы с бездорожьем. — Генерал усмехнулся, поправляя орден на лацкане.

— Точно. — Лейтенант тоже улыбнулся, но глаза оставались ледяными.

Наступила пауза. За окном пролетела ворона, резко крикнув, будто предупреждая о чем-то.

— Что будем делать со студентом? — Спокойно спросил лейтенант, смакуя последний кусочек эклера.

Генерал задумчиво потер переносицу, затем неспешно откинулся в кресле.

— Пусть живет. — Его голос прозвучал почти отечески, но в нем читалась сталь. — Куда бы он ни пристроился, мы в любой момент сможем его прижать. Везде есть свои люди.

Он потянулся к бокалу с коньяком, покрутил его в лучах заката.

— Заодно посмотрим, кто будет вокруг него виться и оказывать помощь. — Губы генерала растянулись в улыбке, но глаза оставались мертвыми. — Может, еще кого засветим… и отправим в гости к папочке.

Лейтенант кивнул, достал из кармана конверт и молча положил его перед генералом.

Тот разорвал его одним движением, пробежался глазами по содержимому и бросил в камин.

Бумага вспыхнула, осветив на мгновение его лицо — холодное, словно высеченное из гранита.

— Работаем дальше.

***

На набережной, где серый камень встречается со свинцовой водой, на старой скамейке с выщербленными временем узорами, сидели два старика. Перед ними — шахматная доска с потрескавшимися фигурами, одна из которых — король — была склеена из осколков.

Вокруг деловито сновали голуби, клевали раскрошенный батон. Один, особенно наглый, с сизым отливом на шее, уселся прямо на край доски, будто оценивая позицию.

— Не боишься, что всё загадят? — Лысоватый дед хрипло рассмеялся, передвигая коня.

Седой, со шрамом во всю щеку — глубоким, будто оставленным саблей, — неспешно стряхнул крошки с доски.

— Может, и загадят, а может, и нет. — Его голос был тихим, но твёрдым, как скрип старых ветвей. — Наше дело маленькое: в шахматы играй, за голубями наблюдай, по сторонам смотри…

Он прищурился, глядя куда-то за спину собеседника, где в тени арок кралась рыжая кошка.

— …и хищную кошку поймай. Но поймай, когда она других кошек отгонит. — Пальцы его сжимали ладью, будто готовясь к решительному ходу. — Тогда у нас голуби будут расти и размножаться.

Лысоватый вздохнул, кивнул на молодого голубя с подбитым крылом, который неуклюже ковылял у их ног.

— А этого не жалко? Он же для кошки — первая добыча.

Седой промолчал, перевел взгляд на воду, где отражение фонаря дрожало, как пойманная в ловушку звезда.

— Жалко. — Наконец он тронул пешку. — Но выживает сильнейший. От него и потомство крепче будет… и польза стае.

— Может, помочь молодому? Прикормить? — Лысый потянулся к крошкам, но седой резко придержал его за руку.

— Рано. — Голос его стал жестче. — Пусть проявит себя. Да и кошку спугнём — другие придут.

Тишина.

Только волны