Кортик в руке внезапно показался тяжелее.

Будто сама судьба напоминала: «Это не просто реликвия. Это ключ».

Я сунул кортик за пояс пижамы — теперь это единственное, что у меня есть.

На счетах — пусто. Документы — сгорели.

Осталось только ковыряться в пепле — может, удастся собрать оплавленные остатки столового серебра из бывшей гостиной.

Но даже если найду — что с ними делать? Сдавать в ломбард?

Я замер, глядя на черные руины.

Так бы я и стоял до вечера, не зная, что делать.

Глаза слипались от усталости, в горле першило от гари, а в голове пульсировала одна мысль: «Что дальше?»

И тут — голос за спиной.

— Молодой человек, наша организация может вам помочь.

Голос был слишком сладким, словно пропитанным медом, за которым скрывался яд.

Я медленно обернулся.

Передо мной стоял мужчина в идеально отглаженном костюме, с лицом, на котором застыла дежурная улыбка бизнесмена.

— И как же? — спросил я, чувствуя, как холодная злость сжимает горло.

— Мы поможем восстановить документы, погасим ваши долги… всего лишь за то, что купим всё, что осталось от вашего дома, по рыночной цене.

— И кто вы? — еле сдерживая ярость, прошипел я.

— Инвестиционная компания — «Братья Мурлиевы». — Он сделал паузу, будто ожидал, что я упаду перед ним на колени от благоговения. — Вы не бойтесь, мы вас не обманем. Действительно заплатим по рыночной цене… за этот кусок пепла.

Его мерзкая ухмылка говорила сама за себя: «Ты в ловушке, и мы это знаем».

Я понял — подтянулись падальщики.

Возможно, именно они и есть причина моих бед.

Но доказательств нет.

Как нет и сил бороться прямо сейчас.

Если соглашусь — потеряю последний клочок прошлого: участок земли под домом.

— Вы уже посчитали, сколько у меня останется после этой сделки?

— Конечно! — Он щелкнул пальцами, и один из его прихвостней подал ему бумагу. — У вас останется… миллион рублей.

От озвученной суммы у меня аж в горле свело.

Я знал, сколько стоит земля у моря.

Это даже не десять процентов… это максимум один от реальной цены.

И те «долги», что мне предъявляли ранее, были мутными, явно надуманными.

— Побойтесь Бога, — прошипел я. — Земля здесь стоит в десять раз больше.

Бизнесмен вздохнул, как взрослый, уставший от капризов ребенка.

— Вы не в той ситуации, чтобы торговаться. — Он медленно оглядел руины. — Вы находитесь на пепелище, в аварийно-разрушенном доме. Любой кирпич может упасть… очень неудачно.

Он повернулся вполоборота, и я увидел подходящих троих — мордоворотов в дешевых костюмах, с пустыми глазами.

Один из них нарочито громко хрустнул костяшками пальцев.

Я сжал кулаки, чувствуя, как холодный клинок деда упирается мне в бок.

Бежать? Но куда?

Драться? Они просто закопают меня здесь же, под пеплом.

Согласиться? Значит, добровольно отдать им всё.

Но…

Иногда отступление — единственный путь к мести.

Я медленно выдохнул и притворно опустил плечи, изображая сломленного.

— Хорошо… давайте обсудим ваше предложение.

Ухмылка на лице бизнесмена стала еще шире.

Он не знал одного.

Кортик за пазухой — это не просто реликвия.

Это обещание.

***

Прошло три дня.

Три дня, как в тумане. Десятки лиц перед глазами: полицейские с пустыми взглядами, юристы с поддельными улыбками, нотариус, которому было абсолютно плевать на мою историю.

В итоге — я обладатель миллиона рублей на банковском счету.

И костюма с чужого плеча.

Мои «благодетели» из «Братьев Мурлиевых» подкинули мне старый пиджак одного из своих мордоворотов — пахнущий дешевым одеколоном и угрозами.

Они не выпускали меня из виду ни на минуту.

Жил в съемной квартире — если это можно назвать жизнью.

Спал под присмотром.

Ел, когда разрешали.

Почему я еще жив?

Удивлен, что не убили после сделки.

Но стервятники — не глупые птицы.

Одно дело — воспользоваться бедой.

Другое дело — оставлять слишком много крови.

Чувствуется, братья Мурлиевы — профессионалы.

Они не бандиты.

Они бандиты в галстуках.

Теперь я стою на крыльце нотариальной конторы, наблюдаю, как отъезжают их элитные машины — новые владельцы моей земли.

В кармане — железная коробка, которую они смеясь назвали «мусором».

За пазухой — дедов кортик, который они проверяли, но не оценили.

— «Ну что, дворянин, береги свою ржавую железку!»

— «Как бы не порезался!»

Они ржали, думая, что отобрали у меня всё.

Но они ошиблись.

Первый шаг в новую жизнь.

Пора двигаться.

Первый шаг — магазин электроники.

Мне нужен телефон.

Мне нужен интернет.

Мне нужно узнать, что скрывает эта коробка.

И почему возможно за нее убили моих родителей.

Я глубоко вдыхаю и делаю шаг вперед.

Игра только начинается.

***

Как же я был наивен.

Спустя неделю бессонных поисков в интернете, живя в дешевой гостинице у городской свалки (где воздух пропитан смрадом и отчаянием), я смог выудить лишь несколько жалких фактов.

Калистратов — пожилой дипломат, сейчас прикомандированный к посольству во Франции.

Я видел его лишь один раз в жизни — десять лет назад, на похоронах деда.

Тогда он стоял в стороне, в строгом черном костюме, с непроницаемым лицом.

Что связывало его с моим дедом?

А тем более — с отцом, который всю жизнь проработал бухгалтером-консультантом и, казалось бы, никак не пересекался с дипломатическими кругами?

Может, армейское прошлое? Или какая-то старая государева служба?

Но при чем тут дипломат?

А вот кортик преподнес неожиданный сюрприз.

Он действительно наградной, но без привязки к роду войск.

Его вручали простым солдатам — не за подвиги на поле боя, а за что-то другое.

И главной «плюшкой» награды было…

Разрешение стать «Вольным слушателем» в любом университете империи.

«Вольные слушатели» — билет в другую жизнь

Тогда, 80 лет назад, это была прогрессивная идея: дать простому человеку доступ к знаниям.

На бумаге — благородно.

В реальности — жестоко.

Не каждый солдат, привыкший к казарме, мог вписаться в высший свет, где юные аристократы смотрели на таких, как мой дед, как на диковинных зверей.

«Владетелю сего наградного кортика позволено единожды стать Вольным слушателем и сдать итоговые экзамены по завершении трех лет» — гласил указ.

Но дед так и не воспользовался этим правом.

Он вернулся в армию — туда, где был своим.

И тут меня осенило.

Дед не использовал свой шанс.

Отец — тоже.

А что, если…

Это право еще